Основанный на заре становления советского государства, Озёрный в настоящее время переживает вторую молодость и через несколько лет отметит солидный юбилей – ровно век с момента основания.
Большинство населённых пунктов, появившихся в 1920-е годы на территории Выксунского уезда, уже давно перешли в состав других районов Нижегородской области или попросту исчезли с лица земли, а наш посёлок-герой по-прежнему находится в строю. И это при том, что Озёрный отдалён от центра, здесь нет работодателей, стационарного магазина, школы, газа и прочих благ цивилизации! К тому же приличную долю местного населения составляют жители предпенсионного и пенсионного возраста. Однако вымирание посёлку в ближайшее время точно не грозит: хорошая экология и близость к небольшому озеру Малое Свято привлекают сюда не только потомков коренных жителей, но и приезжих горожан.
Вы когда-нибудь представляли в детстве путешествие во времени? Очень захватывающая идея: перенестись в одно мгновение лет эдак на 700 назад и во главе войска с мечом в руках влететь в самую гущу сражения. Или так: посетить лабораторию какого-нибудь одержимого испанского алхимика, чтобы попытаться разгадать секрет вечной молодости. Или, на худой конец, отправиться на французский бал-маскарад и произвести там фурор своим появлением среди гостей. Конечно, что за дурацкий вопрос, почти все дети об этом мечтают. Просто время и место действия каждый выдумывает по-разному. Помню, после прочтения «Машины времени» старины Уэллса я был зачарован суперфантазией автора. Мне тогда было лет 13 или 14, не больше, и многое в том романе я не понял. Десятки абзацев просто пробегал глазами, даже не пытаясь вникнуть в смысл: все эти нудные объяснения про теорию струн и дыры пространственно-временного континума кого угодно вгонят в неимоверную тоску.
И вот, спустя четверть века детская мечта (увидеть прошлое или будущее) осуществилась сама собой: побывав в гостях у коренной озёрской жительницы Веры Мавриной осенью прошлого года, без всяких фокусов я на час свободно перенёсся во времена брежневского СССР. Ну или чуть позднее – в перестроечные годы. Если не обращать внимания на некоторые неизбежные атрибуты современного быта, то большинство советских предметов в этом старом деревянном доме по-прежнему исправно служат своим хозяе-вам – половики, чугуны, шкаф-стенка, белёная печь и прочее-прочее. Российская глубинка – самая настоящая машина времени, только работает в одном направлении – в прошлое, да и увиденная картинка не всегда соответствует ожиданиям…
1950 год. Уникальный кадр сталинской эпохи: жители Озёрного – от мала до велика – позируют приезжему фотографу на поселковой улице
Брат и сестра
Вера Андреевна берёт ухват, стоящий у печи, и двигает в горниле тёмный чугун.
– Вовремя вы приехали, а я как раз щи сварила. Сейчас вас угощу!
Я сижу за столом в небольшой светлой комнате с видом на поселковую дорогу и с интересом наблюдаю через дверной проём, как эта подвижная женщина в почтенных годах легко управляется с рогачом. Все движения, доведённые за много лет в процессе кухонной стряпни до автоматизма, плавны и точны. Так же когда-то мама и бабушка Веры Андреевны на этом месте ловко управлялись с чугунами и заслонками, передавая свой житейский опыт младому поколению. Если не брать в расчёт домашний ремонт, ничего в этой избе за столетнюю историю не изменилось, только жители с годами постарели и разъехались. И я ловлю себя на мысли, что внукам и правнукам Веры Андреевны очень повезло – ну а как же, в эпоху айфонов и инстаграмов они могут отведать бабушкиной стряпни из настоящей русской печи!
– Не-не, спасибо. Я ненадолго, меня машина ждёт. Вы лучше садитесь, буду вас вопросами мучить.
– Я сейчас. Закончу на кухне – и подойду. Вы пока с братом поговорите.
Тем временем Владимир Андреевич, крепкий мужчина с серебряной небритостью на лице, сидит справа от меня за столом и настороженно посматривает на телефонный диктофон. Не привык наш русский мужик под запись говорить. В обычной беседе на улице что угодно тебе расскажет и покажет, но стоит только нажать на кнопку «rec», как вся говорливость улетучивается. Впрочем, это не ахти какая проблема: задашь пару-тройку простеньких вопросов, и беседа направится в нужное русло.
– Жили мы просто. Родители работали в колхозе: папа – конюхом, мама – свинаркой. Летом пацанятами купались, играли, по лесу бродили, – начинает рассказывать Владимир Андреевич. Голос его ровный и спокойный. Перед тем как сказать очередную фразу, он пару секунд обдумывает мысль. – Сколько себя помню в детстве, вокруг Озёрного всегда поля были. Кругом одни поля. Тут сажали, там сажали, здесь картофель, там рожь, поодаль ещё что-то колосилось. Сколько же лет прошло!..
– Он мой ангел-хранитель, – глядя на брата с улыбкой, заходит в комнату Вера Андреевна. – Постоянно ко мне из Выксы приезжает, помогает по дому. Что бы я без него делала?
«В августе этого года мне 90 лет исполнится. Всякое было на моём веку, но детство, конечно, тяжеловатое выдалось. То ли в 1940-м, то ли в 1942 году у моей мамы случился приступ аппендицита, увезли её в больницу. Я тогда дома осталась с бабушкой, помогала ей стряпать, так и научилась готовить. Чугуны были большие, помню, как бабушка ловко сажала их на шесток, а потом отправляла в печку. В своё время к нам в посёлок часто из деревень приезжали швеи, брали заказы на пошив. А мне одежду шила двоюродная сестра. После войны в посёлке жилось получше. Главное – картошки было много, это наша основная еда. В 1954-м вышла замуж за местного жителя. Жили мы в доме моих родителей, воспитывали троих детей. В 1958-м я ушла из колхоза и до 1984 года работала почтальонкой. Сейчас у меня семь внуков и 11 правнуков – вот какая я счастливая! А в остальном… Как прожили, так и прожили, чего уж там. Я из Озёрного даже в самые тяжёлые времена никуда не уезжала. Привыкла жить здесь, в посёлке, а в город меня никогда не тянуло…»
Семейная притча Никитиных
В течение доброго часа мы втроём восстанавливаем старую схему расположения построек в Озёрном в 1940-е годы. Владимир Андреевич в основном молчит, передав инициативу сестре. А память у Веры Андреевны, надо сказать, отменная: досконально восстановила фамилии всех местных семей в сталинскую эпоху, плюс ещё историю возникновения посёлка рассказала в деталях. Иной раз диву даёшься: до чего же цепкая память у старожилов! Нынешняя молодёжь, захлёбывающаяся в потоке информации из Интернета, вчерашний день толком не может вспомнить, а спроси наших стариков о далёких военных годах, всё тебе по полочкам разложат.
– Давным-давно, ещё до революции, мой прадед переехал во Владимирскую губернию из Прибалтики, – передаёт семейную легенду Вера Андреевна. – То ли из Литвы, то ли из Латвии. Сам-то он был русским, в своё время на армейской службе его отправляли охранять лес.
– И как же ваш прадед во Владимирской губернии оказался?
– Вот этого я не знаю. Мне рассказывали, что после переезда он поехал в село Коровино, это рядом с Меленками. Там, в Коровине, жила какая-то барыня и нанимала рабочих. Я в своё время немножко интересовалась историей своей семьи. Одна наша дальняя родственница проживала в Меленках, и я однажды её спросила: «Правда ли, что где-то по соседству с вами есть такое поселение – Коровино?». Оказывается, действительно есть. Ну вот, со временем у прадеда подрос сын – мой дедушка Гаврила Никитин. Он устроился работать лесником, и его перевели из Коровина на кордон у речки Кокши. Это неподалёку от Озёрного, шесть километров отсюда.
Проживая на кокшинском кордоне, Гаврила Никитин в один прекрасный день познакомился с девушкой со звучным именем Арина (1855 г.р.) из большой владимирской деревни Окшово. Не откладывая дела в долгий ящик, лесник женился на избраннице и перевёз её к себе на пост. Жили Никитины в мире и согласии, воспитывая восьмерых детей (семь сыновей и дочь). Когда в конце 1910-х – начале 1920-х годов наследники достигли совершеннолетия, в семье остро встал жилищный вопрос: где жить сыновьям после женитьбы? Задачка не из лёгких, ведь каждому отпрыску хотелось иметь отдельный дом. И тут от работников соседних лесных постов прошёл слух, что в районе озера Малое Свято после пожара образовалась ровная выгоревшая местность, которая якобы подходит для проживания. Проведали – и правда, неплохое местечко.
– Мама мне рассказывала, что в 1923 году четверо знакомых мужчин – Фёдор Никитин, Михаил Артамошкин, Фёдор Здобнов и Михаил Иванов – отправились пешком к самому Калинину, чтобы получить разрешение на строительство домов у озера, – вспоминает Вера Андреевна. – Трое лаптей избили, пока до Москвы добрались. Всех этих мужчин я знала и помню, они жили у нас в посёлке. Фёдор Никитин – это мой дядя, папин брат, а дом «ещика» Фёдора Сергеевича Здобнова в своё время стоял напротив нашей избы.
– Вы сказали: «ещик». Кто это?
– А-а, так моя бабушка слово «объездчик» произносила. Лесной сторож, – смеётся Вера Андреевна, заметив мой недоумённый взгляд.
«Я родился в Озёрном в 1936 году в крестьянской семье, шесть детей нас было. Нянчила нас бабушка по отцовской линии, в колхозе она не работала – к тому времени уже старенькая была. Отца Андрея Гавриловича в 1942-м призвали на фронт, а вскоре он погиб где-то под Смоленском в августе того же года. В своём последнем письме он писал, что «идут очень сильные бои, не знаю, выживу ли». Не выжил… В 16 лет я уехал в Горький, учился там в ФЗО (школа фабрично-заводского обучения – прим. авт.) и одновременно работал. Много лет трудился по специальности слесарем-сантехником, а когда мой сын женился, разменял свою «трёшку», чтоб у каждого из нас была жилплощадь. Потом дочь вышла замуж, я снова разменял квартиру. А в 2000 году переехал из Нижнего Новгорода в Выксу. Постоянно приезжаю в Озёрный проведать сестру, помогаю ей по хозяйству – в частном доме всегда дел полно. Нравится мне здесь, часто вспоминаю свои детские годы. Раздолье, чистый воздух, грибы-ягоды – тут есть всё, что нужно для счастливой жизни!»
Истоки Озёрного: разрешение от Калинина
Итак, местная летопись ведёт свой отсчёт с момента, когда четверо простых русских мужиков решили получить официальное разрешение на заселение территории рядом с озером Малое Свято. А ведь расстояние до столицы составляло свыше 350 вёрст, и чтобы преодолеть такой неблизкий путь в пешем порядке, необходимо много времени и сил. Впрочем, испокон веков нашим лапотникам и гораздо бо́льшие дистанции были по плечу – вспомните знаменитую картину Владимира Серова «Ходоки у Ленина», когда после революции к вождю в приёмную Совнаркома регулярно приходили со своими проблемами множество людей из разных уголков страны. Но тут возникает резонный вопрос: а что мешало Никитину, Иванову, Здобнову и Артамошкину обратиться в местные органы самоуправления, чтобы получить согласие на переселение? И вообще – обращались ли они к уездным представителям власти или сразу «перепрыгнули» через нижестоящие инстанции? За давностью лет эти краеведческие загадки, по всей видимости, останутся без ответа.
А вот почему просители стремились попасть на приём именно к «всесоюзному старосте» (так в своё время Михаила Калинина назвал в одной из своих пламенных речей Лев Троцкий), лишних вопросов как раз и не вызывает. Михаил Иванович Калинин – этот старый большевик, прекрасный оратор и верный ленинский соратник – незадолго до описываемых событий, 30 декабря 1922 года, был избран на I Съезде Советов одним из председателей Центрального исполнительного комитета СССР от РСФСР. Де-юре до самой смерти в 1946 году он считался крупным советским политиком, де-факто – занимал после Октябрьской революции чисто формальные должности. Калинина, по воспоминаниям современников, отличала излишняя «мягкотелость», что было несвойственно высшим большевистским руководителям. Однако в народе любили Михаила Ивановича за его умение общаться на простом языке с рабочими и крестьянами, и на протяжении долгих лет Калинину писали различные прошения десятки тысяч людей со всего Советского Союза. Стоит отметить, что председатель ЦИКа весьма продуктивно работал на своём посту, лично (или через секретариат) отвечал и помогал многим просителям.
Получив разрешение на заселение у озера Малое Свято, четверо упомянутых ходоков вернулись в родные места и вместе со своими родственниками принялись возводить избы на выгоревшей площадке. В частности, вместе с Фёдором Никитиным расчищали территорию и строили отдельные дома его родные братья Андрей, Александр и Алексей. В новом посёлке также обосновалась многочисленная родня двух других «московских» просителей – Фёдора Здобнова и Михаила Иванова (см. схему).
Середина 1920-х годов – неоднозначное время в нашей стране. Новая экономическая политика (НЭП) позволила большевикам быстро восстановить и превзойти довоенные отечественные показатели. Всё больше людей в СССР с энтузиазмом стали заглядывать в ближайшее будущее. Однако вскоре пришло понимание, что потенциал для дальнейшего роста в промышленном секторе оказался невысоким. Развитие советского аграрного сектора в середине 1920-х годов тоже пробуксовывало, поскольку во многих деревнях и сёлах по-прежнему наблюдались кризис сбыта товаров и притеснения зажиточных крестьян. Впрочем, подобных негативных явлений в Озёрном не было замечено. Это можно объяснить тем, что изначально все жители находились в одинаковых (малообеспеченных) условиях, что снижало до минимума социальные трения. К тому же не стоит забывать о небольших размерах посёлка, ведь известно: чем меньше поселение, тем крепче отношения между соседями.
– Мой папа Андрей Гаврилович Никитин построил дом в Озёрном в 1924 году. Эта та самая изба, в которой мы сейчас с вами находимся, – говорит Вера Андреевна. – У нас, кстати, в подполе до сих пор балка обгоревшая закреплена – из того горелого леса, что был тут в 20-х. Когда отец отстроился, к нему с кокшинского кордона переехали мои дедушка и бабушка. Деда я не помню – он умер в 1930 году, когда мне был всего год. А вот бабушка жила в нашем доме долго, нянчила нас и помогала по хозяйству, а умерла уже после войны – в 1947-м.
С момента основания Озёрного единственная вытянутая поселковая улица была быстро застроена и обжита приезжими простолюдинами. Жители активно разрабатывали участки для посевов, сообща выкопали несколько питьевых колодцев. В «Алфавитном списке населённых пунктов Нижегородской губернии», составленном в августе-октябре 1924 года, указывается, что в посёлке Озёрном Шиморской волости Нижневерейского сельсовета на тот момент проживало 75 человек.
Пожалуй, главный недостаток здешней жизни в советские годы заключался в географическом расположении поселения: Озёрный был отдалён от центра, и в эпоху малого количества личных автомобилей это вызывало определённые неудобства. В довоенный период из посёлка до города зачастую можно было добраться лишь по железной дороге – для районных жителей выксунская узкоколейка являлась настоящей палочкой-выручалочкой.
На многие километры вокруг Озёрного распростёрся лес, вокруг – изобилие грибов (белые, чёрные грузди) и ягод (черника, земляника). Местные жители растили детей, занимались натуральным хозяйством, работали в лесу. В общем, жили не тужили. И, конечно, эти простые люди и представить себе не могли, что в ближайшем будущем, в начале 1930-х годов, их ждёт насильственная коллективизация (которая, впрочем, прошла здесь довольно мягко), а вслед за ней наступят бедственные годы Великой Отечественной…
1 – Дом Пантелеевых,
2 – дом Антиповых,
3, 5, 17, 20, 25, 28 – дома Ивановых,
4, 8, 11, 15, 24 – дома Здобновых,
6, 21 – дома Кикеевых,
7, 13, 16, 27 – дома Никитиных,
9 – дом Ладугиных,
10 – дом Усовых,
12 – дом Артамошкиных,
14, 18 – дома Осиповых,
19 – дом Сухановых,
23 – дом Мавриных,
26 – дом Уткиных,
29 – дом Ионкиных,
30 – дом Щёголевых,
32 – сарай для хранения колхозного зерна,
33 – конюшня,
34 – кузница,
35 – свинарник (до 1943-1944 гг.),
36 – грибоварка,
37 – овчарня,
38 – коровник/телятник,
39 – свинарник (после 1943-1944 гг.),
40 – хозяйственная постройка, в которой размещались подсобное помещение и маслобойка,
41 – курятник,
42 – молотилка.
Примечание. Во время пожара в августе 1942 года (на Ильин день) сгорели дома №№23-30 (позже семьи-погорельцы отстраивались на прежнем месте). Постройки №№ 22 и 31 – недостроенные избы Здобновых и Прошиных (во время пожара в 1942 году эти срубы удалось отстоять)
Дмитрий Макаров. Фото автора и из личного архива Веры Мавриной
