Было полно, стало пусто

account_circle
visibility
Продолжаем двигаться по выксунской узкоколейной дороге. Пункт сегодняшнего назначения – Пустошка.

Здесь не было крупной станции, но добираться сюда люди предпочитали именно на поезде. Многие местные жители работали на УЖД.

Недавно в Рунете я наткнулся на один любопытный форум, где гостями сайта были в основном московские служащие. Плакали, какая плохая экология в столице, жаловались на бесконечные пробки, людские потоки в метро в час пик, вечные стройки с перегороженными проездами и костерили на чём свет стоит многочисленных приезжих. Эти господа описывали своё угнетённое состояние в Москве, где городские суета и шум высасывают из тебя всю душу, и с ностальгией вспоминали своё детство у бабушки/дедушки где-нибудь в деревне. Они даже писали о ценах на приглянувшуюся им недвижимость, скажем, где-нибудь в Псковской области и жаждали «своим детям показать настоящую жизнь вне города», то есть по всему было видно, что хотели тихого уединения после выхода на пенсию. Казалось бы, чего проще? Цены на землю в деревнях по сравнению со столичными – копеечные, на машине до города доехать не проблема, а сам процесс обживания – скорее вопрос времени, нежели денег. Однако, заходя каждый раз на этот сайт и общаясь с его посетителями, я всё больше убеждался во мнении, что никуда они уезжать не собираются, всё их горячее желание уехать в деревню словами так и остаётся. То есть сайт стал своеобразным местом общения для ностальгирующих по русской деревне, но никак не желающих в реальности туда выезжать.

И всё-таки было очень заманчиво поделиться с остальными пользователями своими размышлениями, и я тоже описал воспоминания, как мальчишкой в 92-м году с отцом и братом ездили в деревню Пустошка Выксунского района. Кстати, деревень с таким названием в России насчитывается аж 38 (Костромская, Вологодская, Смоленская, Новгородская области и т.д.), а ещё имеются на карте РФ посёлок с таким названием и небольшой город в Псковской области. Даже в Беларуси есть три Пустошки – в Могилёвской и Витебской областях.

«…Тогда, в начале 90-х, все крутились, как могли, чтобы свести концы с концами. Время смутное и взрослеешь быстро, шутки сами собой пропадают. Цены росли как на дрожжах, карточная система в действии, долгие очереди в магазинах и грызущая неопределённость в жизни – всё это помнят многие. Вчерашние сбережения на подержанную иномарку сегодня превращались в нашу «девятку», завтра – в мотоцикл. Мы тогда держали двух племенных быков, а сено ездили заготавливать в Пустошку, где у отца жила тётка. Бабе Вале было хорошо за 70, но двигалась шустро и разумом была ещё крепка. Жила бедно, и то только за счёт своего хозяйства. Да и откуда у колхозницы какие-то сбережения к старости (не забывайте про тогдашнюю гиперинфляцию), когда всю жизнь практически задаром она работала на родной колхоз?!

Мы ездили на сенокос в эту деревню ещё несколько последующих лет (взрослых быков сдавали на мясокомбинат и снова покупали молодняк), но другие года не так ярко отложились в памяти, как тот, 92-й, когда впервые приехал в Пустошку.

Помню, как перед поездкой приходилось рано утром вставать, брать сумки с продуктами, приготовленные матерью, садиться на велосипед и ехать до станции. Прибывал узкоколейный тепловоз с несколькими пассажирскими вагонами. Дальше – рутинное дело пассажира: загружали велосипеды в тамбур, проезжали сколько-то станций и выходили на нужной. А вокруг – самый настоящий дремучий лес! Помню, как поразился, взглянув на уезжающий от нас в сторону Димары поезд: вагоны сильно раскачивались и казалось, дунь на них ветер посильнее, завалятся набок. Внутри вагона качка ощущалась, конечно, но она казалась естественной. А тут, поглядев, как всё это шмыгает и дёргается на рельсах, испугался, аж мурашки по коже: когда русское «авось» до добра доводило?!».

Пустошка как одна из станций Выксунской УЖД не была каким-то крупным пунктом с большой развязкой, как те же Унор или Фирюсиха, нет. Обычная остановка на ровном месте для жителей деревни, на этом же поезде деревенские ездили на Унор (в сторону Выксы) или на Димару за продуктами. В иные времена локомотив на «Куриху» (иными словами – до посёлка Сарма) тащил до 12 пассажирских вагонов, но это тогда, когда автомобили были далеко не у каждого.

Сходишь с поезда и надо ещё несколько сотен метров пройти вниз мимо прудика до самой деревни, которая располагалась в виде развёрнутой зеркально буквы «Г»: одна длинная улица и небольшой тупичок влево, где на склоне стояло несколько домов.

Было полно, стало пустоВот такая картина предстала перед моими глазами в поездку 2013 года: длинная улица, по краям дороги – толстые ивы и заросли крапивы, тут и там – остатки жилищ, от местного клуба вообще один каркас из брёвен остался. Дома в Пустошке, как правило, «отдельные», лишь в самом центре деревни гордо стоит старый пятистенник с двускатной крышей. Бани, как и полагается в деревнях, находились на значительном расстоянии от домов, чтобы в случае пожара огонь не перекинулся на жилые постройки. Уже тогда, в 92-м, больше половины хозяйств были заброшены, а уж что говорить сейчас, когда там пять человек живёт – как Мамай прошёл, одни деревянные останки! Сюда бы Бондарчука или Михалкова со своими проектами про войну – лучшей натуры не найти…

«…Рядом с домом бабы Вали был крошечный прудик. Летом в жару он почти пересыхал, и воды в нём было чуть повыше колена. Отец взял обычную корзинку для грибов, привязал к ней верёвку и бросил мне: «Пойдём, покажу, как вьюнов ловить!» Кто такие вьюны и как их ловить корзиной, я, конечно, не знал, но смиренно пошёл следом. Подошли к пруду, разулись. Держа за верёвку, отец закинул корзину в мутную воду и, протащив её по дну несколько метров, вытащил на берег. Вытряхнул тину, пошарил рукой – ничего нет. Ну, дело нехитрое, смысл я уловил и теперь сам попробовал этих таинственных вьюнов поймать. Несколько раз забрасывал и с надеждой проверял чёрную тину – всё без толку!

Наконец, после очередного «закидона» что-то в корзинке зашевелилось. Ага, попался, красавец! Ого, усатенький какой, скользкий… И тут вьюн в моих руках как запищит! Я аж подпрыгнул от неожиданности и рыбу-то бросил! Даже боялся её в руки брать: где это видано, чтобы рыба пищала?!

Вечером отец рассказал эту историю за игрой в домино мужикам, которые тоже приехали на сенокос. Те от души гоготали и подтрунивали остаток дня, вогнав меня в краску. Перед старшими было, конечно, неудобно и стыдно. Откуда я знал, что при недостатке кислорода вьюн делает вдох и пропускает воздух через кишечник, издавая этот самый писк? Кстати, в Беларуси вьюн так и называется – «пiскун»…

Название Пустошка говорит само за себя – пустырь, пустошь, ничего нет. Активное освоение местной земли пошло в начале 20-х годов прошлого века, когда сюда стали переселяться жители Новодмитриевки и Димары. Строили, как говорится, всем миром: одни родственники помогали одной семье, те – другой, третьи рубили сруб четвёртым и т.д. Этим и объясняется примерно одинаковое положение комнат в каждой постройке: как зайдёшь в дом, попадаешь в «заднюю» комнату. Название пошло из-за того, что окна этого помещения смотрели на соседний (сбоку) дом или огород, но не на саму улицу. Стандартно стояли в каждом доме крепкий деревянный крашеный стол, несколько табуреток и лавок и обязательные молитвенные иконы в углу. Слева от «задней» – печка, там же сбоку маленькая кухонька с посудой, умывальником и ухватами. Справа от входа – спальня-зал или, говоря деревенским языком, «передняя». Тут тоже с названием всё ясно: окнами комната «глядела» прямо на улицу, то есть была как бы передом к деревне. Набор предметов и мебели – тоже обычный для каждого деревенского дома: кровати, шкафы, сундуки, куча старых фотографий в рамках на стенах и ещё одна печка. У бабы Вали в «передней» стояла круглая печь-«голландка», в других домах обычные русские печи.

Первое время при строительстве в Пустошке, чтоб не мотаться туда-сюда, люди жили здесь в землянках и экономили уйму времени, которое бы потратили на дорогу. Местный старожил, 82-летняя Татьяна Ивановна Устимова, в интервью для «ВР» рассказывала, что так здесь строились её свёкор и свекровь, а потом и она сама переехала сюда.

«...И – скука, жуткая скука по вечерам! Что ещё делать 12-летнему мальчишке в начале 90-х в деревне (откуда все, кто хотел, давно уехали), когда до интернета и мобильного телефона ещё добрый десяток лет?! Те пару книг, что я взял с собой, прочитал за несколько вечеров после сенокоса и просто проклинал себя, что не взял больше. Упросил отца вечером сходить к родственнику посмотреть телевизор: начинался вечерний показ «Богатые тоже плачут». После «Рабыни Изауры» это был второй масштабный зарубежный сериал. Для новой России ещё было в диковинку, вся страна сохла по Веронике Кастро, и каждая серия вызывала массу эмоций и живых обсуждений. Ну вот, сериал посмотрел, а ведь лето на дворе, ещё светло и время – даже девяти нет... Местные и приезжие мужики играют под большой ивой за столом в домино. На толстой ветке этой ивы – тарзанка, дай хоть покатаюсь… И, откуда не возьмись, появился местный козёл с репейниками на длинной бороде и подошёл ко мне. Чей этот козлище и почему он вечером был не в загоне, уже ни имеет значения, важно то, что очень ему не понравилось, как я лихо на тарзанке раскачиваюсь. А может, не по его козлиному нраву было присутствие чужака? В общем, как разбежался и ка-а-ак даст мне лбом в пятую точку! Я раскачался по дуге и ухитрился его в лоб полушутя стукнуть, козлик – на дыбы. Мужики смеются, костяшки домино выпадают из рук от хохота. А козлище снова в атаку прёт, распорол мне острым рогом штаны по шву, но в весёлом азарте я этого не заметил. Вот так и развлекался остаток вечера, веселя себя и сенокосников. А штаны утром зашивал – освещение в доме у бабы Вали было плохое…»

Всё-таки очень странно себя ощущаешь, когда оказываешься в знакомом месте спустя несколько десятков лет. Некий эффект дежа-вю: вот 21 год прошёл как одно мгновение, я с тех пор не был здесь ни разу, и вот снова очутился в Пустошке. Хожу по улице, фотографирую и всё узнаю. Вот та самая ива, на ветке которой висела детская тарзанка. Прохожу дальше и вижу, что число заброшенных построек, конечно, увеличилось, но есть и несколько ухоженных домов. Тот самый прудик, где я летом 92-го стоял по колено в воде и ловил рыбу, разлился после дождя, зарос осокой и кустами ивняка.

Дом бабы Вали после её смерти в конце 90-х оказался заброшен, сгнил, крыша прохудилась и местами даёт сильный крен от ветхости. И чем больше я хожу, тем больше понимаю, что никогда этого уже не будет: ни весёлой ловли вьюнов, ни чтения книг на ночь после того, как собрали сено в стог, ни утренних побегов босиком за парным молоком к соседке. Более того – даже самой Пустошки уже может не быть как таковой: деревня давно забыла летний сенокос, весёлый смех детей и далёкий гудок уходящего тепловоза. Если, конечно, офисные служащие не опомнятся и не надумают-таки под старость «своим детям показать настоящую жизнь вне города».

 

Деревни не умирают в одночасье. Раз – и как будто никто не жил. Однако Пустошка спустя 41 год после задевшего населённый пункт крупного лесного пожара, развала местного колхоза и перестройки, закрытия узкоколейки начинает оправдывать своё название. И добраться до этого населённого пункта нелегко – вместо дороги от Покровки только направление. Автобусы сюда не ходят, да и некого им возить. Фермерское хозяйство, пасека, три деревенских старожила, ещё пара домов используются под дачи – вот и вся деревня.

 

Было полно, стало пусто

Это здание много лет использовалось как клуб. Одним из его строителей был Михаил Алексеевич Купцов, чей внук на исторической родине уже не живёт, но бывает регулярно. У Владимира Купцова в Пустошке большая пасека, мёд с которой любим многими выксунцами. Владимир Васильевич, глядя на разрушенный клуб, вспоминает, что в прежние времена деревня насчитывала до 200 домов. Говорит, что природа здесь хорошая, земля плодородная, поэтому местный колхоз им. Кирова вплоть до реорганизации и приватизации процветал.  Хотя люди начали уезжать ещё до 90-х – в пожары 1972 года в Пустошке сгорело около 14 домов.

 

Было полно, стало пусто

Татьяна Ивановна Устимова открывает дверь с опаской – новые люди в Пустошке редкость. В свои 82 года пенсионерка содержит дом одна ради внуков, чтобы тем было куда приезжать из той же столицы – отдыхать на природе. Недавно починила крышу. Живёт она здесь не постоянно. С наступлением холодов дети забирают её к себе в Нижний Новгород.

 

В Пустошке Татьяна Ивановна живёт около семи с половиной лет. Переехала сюда вместе с мужем из Димары. «Ни воды, ни света не было, хорошо, последний год электричество провели, легче стало, – говорит женщина и радуется на своего соседа-фермера: – Помогает, продукты, когда попрошу, привозит». Рассказывает о том, что был у неё и ещё один сосед молодой, жену сюда привёз, но та, как супруга похоронила, уехала. Больше «молодёжи» здесь и не было.

 

Было полно, стало пусто

Антонине Крисановой ещё в её сорок лет врачи говорили: «Ох, доработаешься». Но и сейчас, в 84, она по-прежнему не сидит без дела и умудряется содержать дом и небольшой двор – козы да куры. Антонина Михайловна трудится с 12 лет – жизнь заставила. В семье, кроме неё, было ещё три дочери и два сына. Отец, ушедший на войну в первый же год, погиб на Курской дуге. В её трудовой биографии – 17 лет лесничества, 18 лет она была вздымщиком, 20 лет отдала колхозу. Держала хозяйство. Когда-то и корова была. Муж Антонины Михайловны с редким именем Адам был бригадиром на железной дороге. Его нет уже более 12 лет. 

 

Сегодня Антонина Михайловна живёт в большом доме одна. Тяжело, но выручает сосед – тот самый Купцов. Помогает и сын, живущий в Выксе. Два других сына находятся далеко за пределами нашего округа – в Москве и Эстонии. На вопрос: «А сами не хотели бы уехать отсюда?» Антонина Михайловна отвечает: «Я привыкла здесь. Если я уеду, то умру».

 

Было полно, стало пусто

В хозяйстве у местного фермера Николая Васильевича – не только большое поголовье овец, но и коровы, свиньи. Фермерствует он около трёх лет, мясо продаёт в Выксе. Постоянно в Пустошке живут только те, кто работает у него в хозяйстве  – за скотиной глаз да глаз нужен и уход. А места здесь для разведения животины хорошие, природа богатая, дело идёт. Николай Васильевич вспоминает, что во всесоюзную перепись населения 1989-го года жителей насчитали порядка 600 человек. Сколько осталось сегодня – пальцев одной руки хватит пересчитать.

 

Было полно, стало пусто

Алексей Николаевич Архипов когда-то работал в том самом колхозе имени Кирова, в поле.

 

 

Ксения Абдулхакова. Фото Дмитрия Макарова

 

Больше фотографий в альбоме в нашей группе ВКонтакте - http://vk.com/album-16347303_180267279

 

 

Дмитрий Макаров. Фото автора