30 марта нынешнего года в нашей рубрике «Деревеньки» («ВР» №21) был опубликован фоторепортаж о посёлке городского типа Ближне-Песочном. В материале шла речь о том, что изначально данный населённый пункт имел более короткий топоним «Песочное», поскольку на протяжении почти 200 лет в нашем крае числился только один посёлок с таким названием. Однако серьёзная проблема малоземелья в 20-х годах прошлого столетия (которая, кстати говоря, существовала тогда во многих губерниях страны) привела к тому, что с началом новой экономической политики (НЭП) вокруг Выксы стали появляться как грибы после дождя новые населённые пункты. В частности, в паре километров от так называемого «гагарского поворота» переселенцами из Песочного (тогда данный посёлок относился ещё к Меленковскому уезду Владимирской губернии) была основана деревня, которой позже дали название Дальне-Песочная. Это новое поселение достаточно быстро обросло инфраструктурой и более 60 лет считалось вполне благополучным в социальном плане.
Те читатели, которые ознакомились с заголовком и сначала рассмотрели снимки фоторепортажа, наверняка уже догадались, что жизнь в современной Дальне-Песочной едва-едва теплится. Четыре постоянно проживающих человека в большой деревне – разве это не печально? Дальне-Песочная в настоящее время входит в состав муниципального образования «сельское поселение Новское», но «входит» – это, конечно, сильно сказано. Скорее, вползает. Даже на спутниковом изображении «Яндекс. Карты» (фото справа), словно в издёвку, Дальне-Песочная представлена только одним названием, но не видом: при увеличении картинки этот населённый пункт не показан, кругом лишь зелёные пятна леса. Правда, с американского «Google. Карты» удалось получить вполне качественное изображение этой деревни из космоса, но данный снимок не даёт и сотой доли представления о той изолированности от цивилизации, которую мне довелось воочию увидеть в Дальне-Песочной во время поездки. Через два нормальных дома следуют два разрушенных, кое-где за избами видны сгнившие остатки сараев и бань, кругом – дебри сухой высокой травы и кустарника, бывшие колхозные поля давно заросли бурьяном. Никакой инфраструктуры и устройств, кроме водяного насоса и таксофона, здесь сейчас нет. Если бы не дачники, которые худо-бедно поддерживают свои постройки в должном состоянии, то, очевидно, итоговая картинка в этой деревне была бы ещё трагичнее по своему виду. Как могло случиться, что Дальне-Песочная, в которой раньше стояло 80 домов и проживало свыше 300 жителей, оказалась на грани вымирания? Как же так вышло, что это поселение, в котором раньше были школа, магазин и далеко не маленькое совхозное отделение с различными животноводческими постройками, ныне представляет собой такую убогость?
...Из списка обследования волостей, составленного в августе-октябре 1924 года, известно, что в «Алфавитном списке населённых пунктов Нижегородской губернии 1925 года» сведения о деревне Дальне-Песочная отсутствуют. Вероятно, данное поселение было образовано в период между 1926-1930 годами, но вряд ли позже, поскольку в конце 20-х годов прошлого века в стране уже происходило массовое свёртывание НЭПа и наступала эпоха коллективизации. Отсутствуют также точные данные о появлении дальнепесоченской школы-четырёхлетки и местного магазина, но, скорее всего, эти объекты появились в начале 30-х годов минувшего столетия. Общее развитие Дальне-Песочной шло, так сказать, в ногу со временем: после объединения единоличных крестьянских хозяйств в дальнейшем здесь началось строительство соответствующих объектов (здание управления, склад, животноводческие постройки). В этом плане местная история повторяет процесс развития многих сотен деревень по всему СССР, но иного пути у Дальне-Песочной, если говорить по существу, не было. В самом деле, что может предложить на рынке отдалённый от города населённый пункт, все жители которого заняты в сельскохозяйственном секторе? Ничего, кроме натуральных продуктов. Потому новообразованный колхоз накрепко связал местных тружеников различными обязательствами.
...В сегодняшние кризисные времена ностальгия старшего поколения по советским колхозам, вероятно, достигла наивысшей точки. Оно и понятно – цены растут, покупательская способность падает, день ото дня растёт число граждан, оказавшихся за чертой бедности. И потому воспоминания о колхозах, где все ударно трудились и радовались жизни, греют людям душу. И всё же следует уточнить, что советская модель коллективных хозяйств была изначально перекошенной, причём об этих искажениях наш народ сегодня почему-то старается не вспоминать. Одно дело – рассказы нынешних бабушек и дедушек, трудившихся в 60-80-х годах минувшего века в наших колхозах, когда экономическое положение в стране было стабильным и государство раздавало социальные обязательства своему населению направо и налево. Но совершенно другая, мрачная и неприглядная, картина проступает, если детальнее ознакомиться с начальным периодом коллективизации в СССР. Забыли, как всё тогда плачевно начиналось?
В начале 30-х годов прошлого века, когда объединение хозяйств по всей стране сводилось к общему знаменателю, наши крестьяне вынуждены были сдавать государству свою продукцию по крайне низким закупочным ценам. В то же время любые товары государство продавало жителям сёл и деревень по высоким (и зачастую необоснованным) ценам. Ну да, молодая советская страна строилась, нужны были колоссальные запасы продуктов и денежной массы для осуществления плановой индустриализации, вот и тянули из крестьян последние жилы. Это признавал даже сам Сталин ещё на Пленуме 1928 года, когда прямо сказал в своём выступлении: «Крестьянство платит государству не только обычные налоги, прямые и косвенные, но оно ещё переплачивает на сравнительно высоких ценах на товары промышленности... Это есть добавочный налог на крестьянство в интересах подъёма индустрии, обслуживающей всю страну... Это есть нечто вроде сверхналога, который мы вынуждены брать временно, чтобы сохранить темп индустриализации».
Чтобы проще было понять, как тогдашняя агрессивная правительственная политика «обдирала» своё население, приведу простой пример. В конце 20-х – начале 30-х годов XX века советское государство установило повсеместную закупочную цену на зерно в размере... 80 копеек за пуд (или, как легко подсчитать, по пять копеек за килограмм), а на рынке в то время килограмм хлеба стоил от одного до шести рублей! Чудовищный дисбаланс. И можно привести ещё сколько угодно похожих примеров несправедливых закупочных цен и искажённых норм отоваривания (за каждую тонну сырья крестьянин получал 3-7 центнеров хлеба, и потом мог обменять его на товары – прим. авт.), но факт налицо: первые годы коллективизации характеризовались повсеместными срывами государственных норм по заготовкам и растущим день ото дня социальным напряжением.
Разумеется, нахождение в кабальных условиях напрочь отбивало у многих деревенских жителей желание работать на благо государства, начались бунты. К примеру, в 1929 году было зафиксировано 1 307 массовых крестьянских выступлений по всей стране, а год спустя, в 1930-м, в СССР произошло уже 13 754 народных мятежа, из них по причине коллективизации – 7 382 выступления (С. Красильников «Серп и молох», изд-во РОССПЭН, 2003 г.). Впрочем, все эти бунты не повлияли на общий расклад сил, поскольку основная масса крестьян по-прежнему терпеливо давала обирать себя до нитки, принимая официальную пропаганду в светлое будущее...
Безусловно, в процессе коллективизации советское правительство тогда слишком уж рьяно взялось за дело. Взять для примера так называемый «закон о трёх колосках» («Об охране госимущества...» – прим. авт.), вышедший 7 августа 1932 года. В соответствии с этим указом в течение следующего года были арестованы десятки тысяч человек! Мало того что людей сажали в лагеря, так их ещё и расстреливали «пачками», невзирая на возраст. Иной раз доходило до абсурда. Сам прокурор А.Я. Вышинский позже описывал случай, когда «один парень был осуждён по декрету от 7 августа за то, что он ночью, как говорится в приговоре, баловался в овине с девушками, и причинил этим беспокойство колхозному поросёнку». И добаловался, что называется, получив за «волнение» 10 лет лишения свободы. Таких нелепых случаев в те годы – масса. Впрочем, высшие руководители страны быстро поняли, что откровенно перегнули палку. Если так и дальше сажать, кто в полях работать будет?! В советских судах начались массовые пересмотры крестьянских дел...
Важна не только мысль, но и её исполнение. Кто-то может возразить, что колхозы были нужны, чтобы накормить рабочий народ. Ну да, деревня терпела и снабжала продовольствием всю страну, но сколько крестьян в этих же сёлах сами были обречены на голодную смерть! Почитаешь сводки ОГПУ и постановления Правительства тех лет – аж мурашки по коже. Крестьяне, сдав последние крохи государству в счёт заготовок, в буквальном смысле пухли от голода. На Украине, Урале и Северном Кавказе, в Казахстане и Белоруссии, в Поволжье и Сибири – ситуация тогда везде была просто катастрофическая. И государство, словно пожарный, «тушило» эти очаги голода, переправляя составы с зерном по разным районам страны. Но разве Сталину и его соратникам нельзя было подойти к делу обдуманнее и мягче, без этих драконовских мер? Неужели настолько важны были скорые результаты, что даже не удосужились проанализировать возможные последствия? А ведь они, итоги этой дикой политики, были чудовищны по своим размерам. До сих пор неизвестно точное число человеческих жертв раскулачивания и голода в СССР в период 1928-1933 годов. По разным оценкам, эта цифра колеблется в пределах от двух до восьми миллионов погибших...
И ведь дело не в колхозах как таковых. Израильские кибуцы и чехословацкие кооперации – те же коллективные хозяйства, но они были не в пример эффективнее наших колхозов по своему конечному результату. Очень важно, как организован процесс объединения и какую выгоду получит человек при этом. Если взять для примера упомянутые кооперации, которые появились после Второй мировой войны в ЧССР (Чехословацкая Социалистическая Республика, одна из 15 стран бывшего «социалистического содружества» – прим. авт.), то увидим, как чехословацкие политики проводили крайне осторожную коллективизацию с сохранением частной собственности. И для тамошних крестьян вступление в колхоз было отличным решением получить в своё распоряжение практически задаром государственную технику, при этом не потеряв личные земельные наделы при вступлении в коллективный «общак».
И опять же: как только советские колхозы стали оживать после Великой Отечественной, государство снова проявило в середине 50-х годов прошлого века новую инициативу, решив объединить небольшие соседние коллективные хозяйства. Идея в общем-то неплохая, но снова подвела реализация.
– В 1965 году мой папа, Степан Дмитриевич Панкратов, стал во главе отделения №1 в новообразованном совхозе «Гагарский», – вспоминает бывшая жительница деревни Дальне-Чёрной Людмила Шаронова. – В этом отделении числились хозяйства деревень Тайга, Шарнавка, Дальне-Песочная, Гагарская и Дальне-Чёрная. Но ведь и этого было мало! Вскоре в состав «Гагарского» вошли ещё несколько колхозов соседнего Кулебакского района – из деревень Серебрянка, Пушлей, Благовещенка и Шилокшлей. Правда, кулебачане числились в нашем совхозе года три, не больше. Слишком уж далеко их угодья и постройки находились от наших, разве реально уследить тут за всеми?!
Период с 1965 года и до конца 80-х – поистине золотое время для Дальне-Песочной. Объединённый совхоз стабильно обеспечивал местных крестьян работой, а её в эти годы было невпроворот. Сами посудите: во владении «Гагарского» было 5 800 га земель общего пользования, из них свыше 3 800 га – пахотных угодий. На дальнепесоченских полях сажали кукурузу, гречиху, просо, лён, рожь. Сеяли и пшеницу, но эта зерновая культура обоснованно считается очень капризной, в Выксунском округе на песчаной земле она росла плохо, так что в наших хозяйствах отдавали предпочтение более неприхотливой ржи. Кроме того, в деревне на хозяйственном балансе ещё числились телятник, коровник, овин, водонапорная башня, мельница и диковинная для нынешней молодёжи крупорушка (машина по очистке и переработке зерна в крупу – прим. авт.).
– В начале 1980-х годов мне посчастливилось побывать в знаменитом на весь Советский Союз колхозе им. Ленина, – делится воспоминаниями сезонный житель Дальне-Песочной 67-летний Иван Горюнов. – Этот колхоз находился в Тульской области и руководил им кандидат сельскохозяйственных наук, Герой Соцтруда, агроном-экономист Василий Стародубцев. Мы тогда приехали с другими специалистами под Тулу для повышения квалификации, месяц жили в колхозном общежитии. Стародубцев и другие преподаватели читали нам лекции, водили на экскурсии. Помню, когда я впервые осмотрел местные коровники, у меня «челюсть отпала». Там стояли современные доильные аппараты типа «ёлочка» и «карусель», везде всё чистенько и аккуратненько. Летом молодых коров держали под навесом, лишь на зиму их переводили в загоны. И везде – практически полная механизация, даже комбикорм специальное устройство бурёнкам насыпало в кормушку. А ведь это, напомню, начало 80-х годов прошлого века, у нас в Выксе об этом и знать не знали!
Пенсионер Горюнов посвятил всю жизнь сельскому хозяйству и не понаслышке знает все проблемы колхозов. В 1983 году он приехал из Тюмени в наши края, устроился зоологом в дальнепесоченское отделение совхоза «Гагарский», где, по его словам, первое время мысленно сверял производство стародубцевского колхоза со своим новым местом работы. Сравнение было не в пользу последнего:
– В колхозе им. Ленина даже копыта не нужно было коровам обрезать, – кипятится пенсионер. – Там коровники были просторные, бурёнки передвигались в помещении куда хотели. И в одном боксе был установлен еле заметный бетонный порожек. Корова много раз за день проходила по этому порожку туда-сюда, копыто само по себе стачивалось. У нас даже такой простой вещи отродясь не было ни в одном хозяйстве! И опять-таки: стародубцевский колхоз за год приносил чистой прибыли в среднем шесть миллионов рублей, а наш «Гагарский» тогда, в начале 80-х, дай бог если «в ноль» выходил в конце сезона, это уже хорошим результатом считалось. Причина? Люди у нас поняли колхозную систему и не хотели горбатиться неизвестно на кого, работали из-под палки, земля плохая – сплошной песок, к тому же повсеместно процветало пьянство.
…С начала 90-х годов XX века сотни российских деревушек и посёлков «зачахли» без государственной поддержки после распада СССР и последующего кризиса в отечественной экономике. И в числе этих пунктов, оказавшихся в подвешенном положении, оказалась и Дальне-Песочная, поскольку развал «Гагарского» привёл к разрушению налаженного быта местных жителей.
Риторический вопрос – а что, собственно, может спасти наши небольшие деревни от вымирания? Сейчас повсюду говорят и пишут, что импортозамещение – наше возможное спасение в тяжёлый период. Может быть. Российский аграрный комплекс действительно развивается (растёт производство сельскохозяйственной техники и увеличивается урожайность), но как будет развиваться ситуация в этом секторе через три-пять лет, предсказать чрезвычайно трудно...
Фото автора
