Середина прошлого столетия – неоднозначный период в шарнавской летописи. С одной стороны, во время Великой Отечественной войны маленькая деревушка, испытывая жесточайшие трудности, потеряла приличную часть трудоспособного населения, и в дальнейшем данный факт, безусловно, сыграл свою отрицательную роль. С другой стороны, экономический подъём в стране в послевоенное время коснулся и советской глубинки – был уменьшен сельхозналог, на полях появилась различная техника, а сами жители Шарнавки получили новые возможности наладить свой быт. Хотя, по сравнению с городскими рабочими, положение местных колхозников было по-прежнему весьма удручающим.
Начиная с древнейших времён наша цивилизация развивалась на фоне несмолкаемого грохота вооружённых конфликтов. «Война – дело молодых, лекарство против морщин» – строчки из знаменитой песни рок-группы «Кино» как нельзя лучше характеризуют поведение противоборствующих сторон при планировании и ведении боевых действий. От примитивных дубин, копий и мечей люди дошли до использования супероружия, способного уничтожать противника и даже целые города на дальнем расстоянии. «Война» – самое жуткое слово на земле. Но – увы! – пока миром правят слабые и амбициозные политики, предпочитающие решать серьёзные проблемы силовым методом, человечество обречено и впредь страдать от многочисленных жертв и тотальных разрушений.
Сентябрь 2019 г. Бывшие шарнавские жительницы Мария Пугачёва (слева) и Анна Каверина впервые за много лет посетили родную деревню. Пенсионерки осмотрели окрестности и сделали неутешительный вывод, что урочище за несколько десятилетий изменилось до неузнаваемости
Как мало прожито, как много пережито…
…Довоенная жизнь в Шарнавке неторопливо шла своим чередом, дни сменялись неделями, а тем временем тяжёлая завеса невзгод постепенно опускалась над деревней. О возможной германской агрессии в народе говорили давно, но большинство жителей уже успели привыкнуть к угрозе извне, полагая, что политики в самый последний момент обо всём договорятся.
Утром 22 июня 1941 года по Шарнавке разнеслась страшная весть: война!
Вскоре в деревне начался призыв военнообязанных. По распоряжению районного руководства из колхозной конюшни забрали почти половину имеющихся лошадей для нужд Красной Армии. Более того, в дальнейшем по разнарядке несколько шарнавских женщин отправили на возведение оборонительных рубежей вблизи реки Оки. Подобные сторонние работы были для местных обитателей не в диковинку – к примеру, несколько довоенных сезонов (до ноября 1940 года) колхозников из Шарнавки активно привлекали на строительство и мощение трассы Горький – Муром – Кулебаки.
– С началом войны мою сестру Аню направили в Мелехово – город во Владимирской области, – рассказывает бывшая шарнавская жительница, 96-летняя Татьяна Николаевна Мазурина. – Она работала медсестрой и в итоге осталась там жить, вышла замуж и родила пятерых детей. Ну а я в войну оставалась в деревне. Вместе с другими жителями меня часто отправляли на работы. Мы копали противотанковые рвы в Шиморском – канаву делали основательную, глубиной три метра. В своё время мы даже расчищали аэродромную площадку около Борковки…
В суровые военные годы всё население Шарнавки трудилось на износ, внося вклад в общую победу. Например, бригадир Кузьма Мазуров был известен на всю округу тем, что на досуге профессионально занимался кожевенной выделкой. Во время войны по указанию властей в деревню периодически присылали овечьи шкуры, которые Мазуров обрабатывал и снова отправлял в район для пошива красноармейских тулупов.
В начале-середине 1940-х годов на полях местного колхоза им. Молотова в прежних объёмах продолжали выращивать привычные для наших широт сельхозкультуры: просо, рожь, картофель, овёс, гречиху, горох. Однако отличие от мирного времени заключалось в том, что рабочих рук теперь катастрофически не хватало, и потому колхозникам в поле и на ферме помогали дети.
– В войну я была ещё подростком, но постоянно подсобляла маме на работе, – вспоминает события далёких дней 87-летняя Анна Васильевна Каверина. – Она числилась конюхом, хотя, конечно, не женская это профессия. Колхозных лошадок берегли как зеницу ока. Мама учила: летом воду для коней носите из пруда, а не из колодца, ведь лошади после работы разгорячённые, могут заболеть. Я так и делала: таскала вёдра и заполняла поилки тёплой прудовой водой. Управлюсь на ферме, иду на веялку – там чем-нибудь помогу. Мама кричит: «Девки, обедать пора! Но сначала разложите лошадям мякину с веялки!» Тяжело, конечно, тогда жилось, что там и говорить... Больше половины наших шарнавских ребят погибло на фронте. Папу моего, Василия Филипповича, то и дело в военкомат вызывали, хотели на фронт отправить, но в итоге так и не призвали. А всё почему: отец в войну травил крыс по всему району (тогда этих грызунов развелось видимо-невидимо), и от яда у него очень сильно воспалились слизистые глаз. Но папу всё равно постоянно вызывали на медкомиссию. Ну какой, скажите на милость, из него солдат с кровавыми глазами? Отец потом много лет мучился со зрением. Не прошло даром это воспаление: в старости он полностью ослеп…
Анна Васильевна утверждает, что именно в войну произошла единственная на её памяти кража в деревне, причём пострадавшей стороной, по иронии судьбы, оказалась она сама:
– Такой случай не забывается: у нас тогда и подушек-то нормальных не было, иной раз на ватниках спали, а тут – кража. История такая: в нашей избе на полу была постелена дерюжка – простенькая грубая ткань, на ней в случае надобности можно было и переночевать. Постирала я однажды эту холстину и повесила вместе с шалью на верёвку сушиться. Спустя какое-то время выхожу на улицу – нет вещей, сняли! Мы-то около проулка жили, наверно, кто-то из соседней деревни свистнул. Вора, конечно, никто не искал…
На окраине Шарнавки сохранилась старая грунтовая дорога, по которой местные жители когда-то добирались до соседних деревень – Тайги, Дальне-Песочной и Новой
Подвиг твой бессмертен, воин!
Прошло 75 лет с момента, как стихли последние залпы самой масштабной и кровавой войны, но остались невыясненными судьбы сотен тысяч советских солдат и офицеров. Путаница в архивах до сих пор создаёт препятствия для изучения конкретных документов. И ладно, если бы эти были какие-то мелкие огрехи – например, Шарнавку в качестве места рождения выбывших бойцов в сводках иногда указывали как посёлок, хотя селение всегда имело статус деревни. Штабные писари не могли знать о крохотном выксунском населённом пункте, потому эта ошибка некритична. Но что делать, когда фамилия погибшего солдата фигурирует в более поздних именных списках призывников?! В частности, речь идёт о шарнавском жителе Сергее Афанасьевиче Серове 1904 г.р., который пропал без вести вблизи Житомира в 1943 году. Однако в распоряжении автора этих строк имеется копия документа от 1944 года, в котором указывается об отправке некоей команды №51 из Льговского военкомата Курской области на пересыльный пункт. В данном списке среди прочих призывников фигурирует… уроженец Шарнавки (1904 г.р.) Серов Сергей Афанасьевич! Совпадают фамилия, имя и отчество, год и место рождения, пометка «беспартийный», но различаются даты призыва и названия комиссариатов. Как это понимать?
Разумеется, никакой мистики тут нет. Вероятно, в хаосе сражений пропавший без документов солдат оказался жив и позднее, восстановив свою метрику, продолжил воевать. Хотя возможен вариант, что в данном случае речь идёт о двух полных тёзках-земляках.
Ниже приведены личные данные 11 погибших и пропавших без вести шарнавских жителей в годы Великой Отечественной войны (в том числе и вышеупомянутый С. Серов). Российские историки и волонтёры продолжают интенсивно оцифровывать документы 1940-х годов, и не исключено, что этот печальный список со временем пополнится новыми именами.
- Орехов Павел Филиппович. 1910 г.р. Пленён вскоре после начала войны (23.07.1941 г.), погиб в декабре 1941 года в германском концлагере Шталаг IV-Б;
- Костин Иван Михайлович. 1905 г.р. Призван 22 июля 1941 года. Стрелок. Пропал без вести в апреле 1942 года;
- Лобанов Александр Васильевич. 1912 г.р. Пленён 12 июля 1941 года. Погиб 18 октября того же года в германском концлагере Шталаг 302 (II H);
- Мазуров Николай Кузьмич. 1919 г.р. С января 1939 года находился на сверхсрочной службе (Балтийский флот). В октябре 1941 года пропал без вести на эстонском острове Эзель (ныне – Сааремаа);
- Максимов Фёдор Егорович. 1904 г.р. Сержант. Умер от ран 18 сентября 1942 года и захоронен в лесу около деревни Тимоновки (Смоленский район);
- Максимов Иван Егорович. 1914 г.р. Сержант. Пропал без вести в октябре 1942 года;
- Серов Сергей Афанасьевич. 1904 г.р. Служил в 1-м гвардейском кавалерийском корпусе, позднее из состава этого подразделения был зачислен в сформированный 143-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк. Пропал без вести 19 ноября 1943 года вблизи Житомира (северо-западная часть Украины);
- Орехов Павел Филимонович. 1919 г.р. Призван на службу 29 мая 1941 года. Пропал без вести в сентябре того же года;
- Юдеев Николай Александрович. 1921 г.р. Призван Выксунским РВК 11 октября 1940 года. Пропал без вести в июне 1941 года;
- Шуянов Алексей Иванович. 1918 г.р. Пропал без вести 22 сентября 1942 года;
- Орехов Михаил Васильевич. 1923 г.р. Призван 29 апреля 1942 года. В документах значится как пропавший без вести в мае 1943 года, однако служивший вблизи Киева офицер-фронтовик Михаил Панин (родственник Анны Кавериной) позднее утверждал, что видел Орехова незадолго до форсирования Днепра: «Немецкая авиация сильно бомбила реку, и он утонул на переправе».
Донесение о потерях военнослужащих Выксунского района на фронтах Великой Отечественной войны в период 1942-1944 гг. Красной полосой выделены личные данные шарнавского жителя Михаила Васильевича Орехова, призванного в ряды Красной Армии 29 апреля 1942 года и погибшего при форсировании Днепра в мае 1943 года
Выписка из полковой книги с краткой информацией о шарнавском красноармейце Иване Михайловиче Костине (выделено красной полосой), призванном на фронт 22 июля 1941 года и пропавшем без вести в апреле 1942 года
Учётная карточка с личными данными шарнавского жителя Павла Филипповича Орехова, пленённого 23 июля 1941 года в Орше и погибшего в декабре того же года в крупнейшем германском концентрационном лагере Шталаг IV-Б
Поживи с наше – увидишь ещё краше
После разгрома Германии и Японии шарнавские солдаты-победители постепенно возвращались в родную деревню. Да, они уцелели в горниле войны, но пришли домой с искалеченными душами и телами. У бригадира Тимофея Максимова после тяжёлого ранения рука так и осталась «сухой», Константина Шуянова сгубил прогрессирующий туберкулёз, Николай Орехов тоже растратил на войне всё своё здоровье и умер молодым. Ещё один демобилизованный солдат – Василий Мазуров – трагически погиб во время посевных работ. Этот инцидент произошёл ориентировочно в 1946 году. Бывший военнопленный Василий Иванович Мазуров, вернувшись домой к жене и двум дочкам, сразу включился в рабочую жизнь колхоза. В один из весенних дней он привычно находился на прицепной тракторной сеялке и контролировал посевной процесс. Ничто не предвещало беды, но тут неожиданно трактор налетел на старый пень и Мазуров, потеряв равновесие, упал прямо в насыпной бункер. Смерть наступила мгновенно. Это трагическое происшествие очень сильно повлияло на психику Анны Мазуровой, супруги погибшего колхозника. По воспоминаниям местных старожилов, от переживаний женщина стала заикаться и в дальнейшем ей частенько мерещились тайные знаки от умершего мужа.
– Был у нас ещё один громкий случай после войны. В Шарнавке временно снимал квартиру приезжий мужчина. Родом он был из-под Вознесенска, пару раз сидел в тюрьме, смуглый такой, нелюдимый, – свидетельствует Анна Каверина. – Занимался шитьём на заказ – мог платье или шубу сшить. И ещё имел ружьё, частенько бахвалился им на людях. И как-то раз к Кузьме Мазурову приехала в гости дочь с грудным младенцем. Уж не знаю, каким ветром приезжего занесло к мазуровской избе и какая муха его укусила, но только вскоре на улице возникла перебранка. После ссоры он убежал за ружьём, вернулся к дому Мазурова и выстрелил – чуть в люльку со спящим ребёнком не попал! Хулигана арестовали, потом судили. Говорю же: натурально злой был, как зверюга!
…Мало-помалу жизнь в Шарнавке вошла в привычную колею. Местные мужчины и женщины до седьмого пота работали в колхозе, а всё свободное время посвящали ведению домашнего хозяйства. И как же приятно было людям после тревожных военных будней слышать на вечерней улице задорные девичьи частушки под гармонь: «Вот выхожу я полегонечку ножками дробить, у какой-нибудь зазнобы ухажёрика отбить!»
И вновь предоставим слово Анне Васильевне Кавериной, воочию наблюдавшей, как обычная русская деревенька распрямляла плечи и вновь дышала полной грудью:
– Зимой наша молодёжь по вечерам сначала собиралась на улице, а потом все дружно шагали в Тайгу – там был отапливаемый клуб. Танцевали и пели до упаду! Помню двух самоучек из Тайги – Анатолия Киселёва и Сергея Дёмина, они очень хорошо играли на балалайке. А у нас в Шарнавке первым гармонистом был мой двоюродный брат Иван Орехов. Он тоже был самоучкой, но так душевно играл, что слёзы наворачивались. Бывало, идут девушки с гармонистом по улице, одна песню затянет, другая подхватит, а там и остальные сразу подпевают. Разве сейчас такое увидишь? А летом мы собирались «на линии» – это неподалёку от станции Раздолистой. Молодёжь на гулянки приходила со всех деревень – из Старой, Мяри, Ягодки, Илькино, Дальне-Чёрной. Как заиграет вечером вдалеке гармошка, все уже знали – ага, илькинские идут в Шарнавку, гулять зовут. Мы с ними крепко дружили, а вот мярские ребята меня раздражали за привычку тянуть слова. В Мяре и Чупалейке все так поголовно разговаривали: «О-ой, да и-иди-и же!» И ещё меня вечно коробило, когда мярские вместо «ч» говорили «ц»: «Ты не зна-ашь, ца-аво сказать!», «Налей мне ца-аю!»
Напоследок следует отметить, что в послевоенное время шарнавские жители так и не дождались строительства отдельной школы в деревне. В 1940-х годах руководители сельсовета договорились с местной семьёй Ореховых о сдаче в аренду половины своего пятистенного дома для проведения школьных занятий. На первых порах от этого решения властей выиграли все: родители были довольны, что дети учились в Шарнавке, а Ореховы ежемесячно получали плату в размере 10 рублей за предоставление помещения и ещё 170 рублей за работу технической служащей (мытьё полов, окон и т.д.). Однако через несколько лет стало окончательно ясно, что такой «домашний» метод обучения безнадёжно устарел, и поэтому в 1950-х годах около соседней деревни Тайги построили новую деревянную школу. Локальная проблема получения начального образования (1-4 классы) была решена, однако для завершения курса средней школы (5-9 классы) шарнавским ученикам по-прежнему приходилось ходить за 7 км в деревню Новую, а с наступлением холодов жить там же на съёмных квартирах шесть дней в неделю.
Мария Павловна Пугачёва (в девичестве Орехова, 85 лет): «Мой отец Павел Филиппович Орехов приехал в наши края из владимирского села Дмитриевы Горы. В деревне Тайге он познакомился с моей мамой, Анной Егоровной. Они были одногодками (1910 г.р.), понравились друг другу и вскоре сыграли свадьбу. В нашей семье было трое детей: две девочки и мальчик, я была самым старшим ребёнком (1934 г.р.). Родители трудились в колхозе, жили бедно. А потом началась война, папу призвали на фронт. Вскоре он попал в плен и погиб. Никто нам тогда не помогал по хозяйству, было очень тяжко. А тут пришло новое горе – мама тяжело заболела и в 1949 году умерла. Так мы остались сиротами. Я окончила четыре класса, но дальше возможности учиться не было: заставляли работать. Носила почту в деревню Новую, что в семи километрах от Шарнавки, хлопотала по дому. В 1956 году вышла замуж, уехала к супругу в Мярю, родила четверых детей. В Мяре прожила больше полвека, в 2010-м пере-ехала в Выксу к дочери. Я понимаю: наши деревни так и будут умирать, ведь молодёжь из села стремится в город. Но вот если б у меня был домик с удобствами, снова уехала бы в деревню не задумываясь…»
Учётная карточка с личными данными шарнавского
красноармейца Лобанова Александра Васильевича, пленённого 12 июля 1941 года и
погибшего 18 октября того же года в германском концентрационном лагере Шталаг 302 (II H)
Именной список о безвозвратных потерях военнослужащих
Балтийского флота в октябре 1941 года. Красной полосой выделены данные шарнавского
жителя Николая Кузьмича Мазурова, пропавшего без вести на эстонском острове
Эзель (ныне – Сааремаа)
Именной список о безвозвратных потерях
военнослужащих 322-й стрелковой дивизии в 1942 году. Красной полосой выделены личные
данные жителя Шарнавки Фёдора Егоровича Максимова, умершего от ран 18 сентября
1942 года и захороненного в лесу около деревни Тимоновки (Смоленский район)
Донесение о потерях военнослужащих Выксунского района на фронтах Великой Отечественной войны в период 1942-1943 гг. Красной полосой выделены личные данные шарнавского жителя Ивана Егоровича Максимова, пропавшего без вести в октябре 1942 года
Именной список о безвозвратных потерях
военнослужащих 1-го гвардейского кавалерийского корпуса 19 ноября 1943 года.
Красной полосой выделены данные жителя Шарнавки Сергея Афанасьевича Серова,
пропавшего без вести вблизи Житомира (северо-западная часть Украины)
Донесение о потерях военнослужащих Выксунского района на фронтах Великой Отечественной войны в 1941 году. Красной полосой выделены личные данные жителя Шарнавки Павла Филимоновича Орехова, призванного в ряды Красной Армии 29 мая 1941 года и пропавшего без вести в сентябре того же года
Донесение о потерях военнослужащих Выксунского района на фронтах Великой Отечественной войны в период 1941-1943 гг. Красной полосой выделены личные данные уроженца Шарнавки Николая Александровича Юдеева, призванного на службу в армию 11 октября 1940 года и пропавшего без вести в июне 1941 года
Донесение о безвозвратных потерях 1047-го и 1045-го
стрелковых полков, входящих в период 1942-1943 гг. в состав 284-й стрелковой
дивизии. Красной полосой выделены данные шарнавского жителя Алексея Ивановича
Шуянова, пропавшего без вести 22 сентября 1942 года во время боёв за Сталинград
(Продолжение в следующем номере)
Фото автора, скриншоты документов с портала «Память народа»
