Таёжная история

visibility
После распада СССР в течение десятилетия из посёлка Тайга съехали все жители, после чего в начале 2000-х на карте Выксунского района появилось ещё одно поселение-призрак.

В философии есть такой полушутливый термин, именуемый законом Мерфи. Если не вдаваться в мудрёные формулировки, то этот принцип объясняет, отчего то или иное действие закончилось провалом. К примеру, вышли вы в солнечный день на улицу без зонта, а через пять минут хлынул ливень. Значит, сработал первый постулат Мерфи: «Всё не так легко, как кажется». В русском языке существует аналогичный принцип, он более известен нашим соотечественникам как пресловутый «закон подлости». Задумаешь дело – знай, случится что-нибудь непредвиденное. Вот и очередным апрельским утром, перед самым выездом в деревню Старая, на сером небе собрались чёрные тучки, поднялся ветер и начал накрапывать холодный дождик. Чертыхался про себя, но всё-таки маршрут не стал менять – авось пронесёт?

Всё-таки это была рискованная идея – делать фоторепортаж в такое ненастье. Лихо пролетев 50 км под дождём от Выксы до развилки между деревнями Старая и Новая, мы уже приободрились, но следующие полкилометра по раскисшей полевой дороге стали роковыми: машина надрывисто буксовала в колее и дёргалась из стороны в сторону. А впереди ещё показался крутой подъём... Остановились, обсудили с водителем ситуацию и решили, что в деревню Старая в эту распутицу доехать не суждено, и поехали в обратном направлении. Но теперь пункт назначения сменился, меня интересовала Тайга – заброшенное поселение на правой стороне трассы Вознесенск – Выкса. Данный посёлок обезлюдел на стыке нынешнего и прошлого веков, после этого местные СМИ враз и навсегда забыли о нём. Вся надежда была – застать в Тайге единственного сезонного жителя Василия Чураева, чтобы расспросить о здешней жизни в советскую эпоху. А тем временем напористый апрельский дождь ещё больше усилился, угрожая загубить репортаж во втором пункте подряд...

Общая картинка в нынешней Тайге оказалась под стать тогдашней погоде, такая же серая и беспросветная. Представьте себе пару старых избушек, десяток тюков сена под открытым небом в центре крохотного поселения да запущенные бывшие колхозные поля по всему периметру от посёлка – вот, собственно, и всё. Что интересно: все дома в Тайге расположены на одной линии единственной улицы, фасадом к главной дороге. 

Если кто-то самостоятельно решит найти какие-либо данные о нашей Тайге на просторах Рунета, то, вероятно, вскоре будет разочарован: цифровой информации об этом опустевшем посёлке практически нет, поскольку все жители переехали отсюда ещё до масштабного развития Интернета в стране. Однако известно, что в списке населённых пунктов Нижегородской губернии от 1925 года, который был составлен по итогам обследования волостей в августе-октябре 1924 года, сведений о Тайге ещё не было. Точная дата рождения этого посёлка неизвестна, но есть предположение, что первые переселенцы-крестьяне начали обживать здешние земли в конце 20-х годов прошлого века или даже чуть позже – в начале 1930-х. История возникновения топонима проста: название поселению присвоено из-за особенности географического положения – в ту пору данное место, окружённое со всех сторон лесом, представляло собой самую настоящую глушь.

Предположительно в начале 30-х годов в Тайге была образована первая колхозная артель, в которую со временем на добровольно-принудительной основе вступили все оставшиеся жители. Сам посёлок по размерам был весьма компактным, даже в лучшие годы общее количество домовладений здесь никогда не превышало двух десятков. К примеру, рукописный «Список населённых пунктов Новского сельсовета» от 1 января 1965 года (находится на хранении в выксунском городском архиве – прим. авт.) гласит, что в Тайге на указанный момент числилось 18 домов, в которых проживало 87 человек. А ведь середина 60-х годов прошлого века – период расцвета советских деревень и колхозов, тогда ещё сельская молодёжь так рьяно не рвалась в город...

Кстати, 1965 год для Тайги примечателен ещё и тем, что в то время местный поселковый колхоз вошёл в состав новообразованного совхоза «Гагарский». С этого момента и до начала 90-х годов здешние угодья числились в Дальнепесоченском отделении №1, куда, помимо Тайги, входили ещё коллективные хозяйства соседних деревень Шернавка, Дальнепесочная, Гагарская и Дальнечёрная. 

Начальное образование местные дети получали в школе-четырёхлетке, которая располагалась аккурат между Тайгой и деревней Шернавка (расстояние между пунктами – не более 1,5 км – прим. авт.), а дальнейшую учёбу (с 5-го по 8-й классы) подросшие школьники продолжали в деревне Новая. И вот здесь стоит чуть подробнее рассказать, как это происходило.

Расстояние от Тайги до Новой – примерно 9 км. В тёплое время года (ранней осенью и поздней весной) местная детвора обычно добиралась на занятия в школу-восьмилетку на велосипедах или пешком, а вот зимой, когда все лесные дороги были занесены, учеников из Тайги, Шернавки, Дальнечёрной и Гагарской расселяли на период учебной недели в домах новских жителей. Руководство школы и сельсовет чётко согласовывали вопросы с квартированием, все понимали – детям надо было получать образование.

– Во времена, когда мы учились в новской школе, родители на пять дней учёбы выдавали нам пять порций мяса, обвязанных ниточкой, – улыбается Василий Вениаминович Чураев. – Все продукты я должен был отдать хозяйке дома, у которой жил, а потом, когда она приготовит суп для всех, по цвету нитки определил бы свой кусок. Но мы, ребята из других деревень, жили на временных квартирах очень дружно: всё мясо закидывали в общий котёл и, конечно, не смотрели, где чьи куски. 

Деревенские отношения и привычки в советское время были действительно просты. Если хозяева выходили из дома, «накидывали» замок на дверь, но редко запирали на ключ – доверяли друг другу. Да и тащить из деревенских изб, откровенно говоря, было нечего. 

– В Тайге домов было мало, все жители друг друга знали в лицо, – продолжает Василий Чураев. – Помню случай из детства. У нас в соседях жила пожилая женщина Мария Стырова, в посёлке все её бабой Марусей звали. И вот она встретила как-то раз на улице мою мать и говорит ей: «Дусь, пока вас дома не было, я буханку хлеба взяла взаймы, напеку – отдам!» Вот смотрите, как просто мы тогда жили! А как много работали, а! С самого детства нас приучали к труду. Бывало, мать с отцом уйдут на работу с утра, а тебе задание на весь день – прополоть три-четыре грядки, воды наносить, сено из стога «разбить» да огурцы-помидоры полить. Зимой тоже забот хватало: заготовим с отцом штук эдак семь лошадиных возов с лесом, привезём, а потом пилим...

В 1980 году школу-четырёх-летку между Шернавкой и Тайгой закрыли, всех школьников из расформированного учебного учреждения перевели в новскую школу. Уже в то время главный работодатель – совхоз «Гагарский» – начал испытывать первые серьёзные трудности в производстве. Впрочем, по всей стране тогда многие советские совхозы в лучшем случае выходили в ноль по итогам сезона. В материале «Приговор русскому пахарю» на портале «Русский обозреватель» приводятся данные, что «к середине 80-х годов прошлого века свыше 60% совхозов, созданных в хрущёвско-брежневский период в российском Нечерноземье, оказались убыточными», и эти цифры красноречиво доказывают, как губительна оказалась неверная плановая экономика в сельском хозяйстве. Потому после распада СССР практически все отечественные совхозы, эти колоссы на глиняных ногах, в одночасье затрясло от сильнейшей экономической лихорадки. Позже многие из таких сельхозпредприятий, так и не приноровившись к новым рыночным отношениям, утянули за собой на дно и близлежащие деревни...

– После развала Советского Союза жителям Тайги всё-таки было проще перебраться в город, – делится мнением бывшая жительница соседней деревни Дальнечёрная Людмила Шаронова. – Этот посёлок находился рядом с дорогой, тогда туда ещё заезжал автобус. К тому же в Тайге в советское время не было никаких совхозных построек, почти всё работоспособное мужское население посёлка трудилось в соседней Шернавке плотниками. Лишившись работы в одном месте, местные мужчины легко сориентировались и перебрались на заработки в город.

В начале нулевых из Тайги окончательно уехали все жители, и лишь Василий Чураев приезжает уже который год в родной посёлок на сезон и занимается пчеловодством. Дело тут не в какой-то большой материальной выгоде. Василий Вениаминович – потомственный пчеловод, его отец и дед всю жизнь разводили медоносных пчёл. В своё время чураевская пасека дважды подвергалась нашествию клеща, после чего приходилось заново покупать пчелиные семьи. 

– Моя жена рукой махнула рукой на этот старенький дом в Тайге, а дочери уже взрослые, замужем, им сельская жизнь не по нраву, – говорит Василий Чураев. – Вот и живу здесь сезон вместе с кошкой и собакой, присматриваю за ульями...

Будем объективно смотреть на вещи: масштабная урбанизация в России будет продолжаться и дальше. Этот процесс уже не остановить – в нынешний кризис у нашего государства задача по спасению небольших деревень от вымирания точно не стоит на первом месте. Дополнительная проблема ещё и в том, что сокращение и прирост общей численности населения на всей территории России происходит крайне неравномерно, и это накладывает свой отпечаток на текущую проблему. 

«В большинстве регионов нашей страны жильё надо будет не строить, а сносить, причём в огромных, увеличивающихся масштабах, – писал в своей статье «Как вымирает Россия» в 2013 году замдиректора Института демографии НИУ ВШЭ Сергей Захаров. – А что такое ликвидация жилья? Это снос инфраструктурных элементов для подачи воды, газа и т.д. Не могут же питаться электроэнергией пустующие деревни, посёлки и районы городов! Нельзя продолжать строить дороги, которые связывают пустеющие населённые пункты. Это очень затратно и неэффективно. Отсюда неизбежная тенденция – добровольная и принудительная концентрации населения, ликвидация неперспективных посёлков и деревень. Перепись населения 2010 года обнаружила массу посёлков, от которых остались одни названия! Они значатся в кадастрах, они существуют на бумаге как административные единицы. Многие руководители районного или даже областного уровня командуют территориями, на которых нет людей...» 

И всё же при решении сложных вопросов (в том числе и по поводу сноса жилья) должны учитываться различные детали, спешка тут ни к чему. Здесь тот самый случай, когда «голова понимает, а сердце не отпускает». Но если мы и впредь будем думать по старинке, то далеко не уйдём. 

Кто-то может возразить, что не всё так печально – подумаешь, исчезают деревни численностью в 50-200 человек, вон лучше взгляните на китайские мегаполисы-призраки Сучжоу, Ордос, Цяндучен, Чэнгун и ещё несколько крупных (на 100-300 тысяч человек!) безлюдных городов с сотнями пустующих многоэтажных домов. Вот это масштабы – сколько миллиардов на ветер выброшено, сколько земли пропадает! Получается, у азиатов не меньшие трудности, но живут же как-то. Однако неуместно сравнивать российскую и китайскую экономику, общий уровень производства и государственное структурное устройство – счёт явно не в нашу пользу. Одни только повышенные затраты бюджета на престижные объекты в России чего стоят – вспомните олимпийскую стройку в Сочи, возведение космодрома «Восточный» или строительство моста на Дальнем Востоке при подготовке к саммиту-2012. При этом даже старшеклассник, наверное, понимает, что в нашей стране недофинансирование базовой инфраструктуры, вот где у нас явный провал. А в Китае в приоритете – как раз масштабное строительство электростанций, качественных многополосных дорог, больших и малых аэропортов, морских портов и т.п.

Впрочем, бог с ними, с китайцами, нам бы со своими местными заморочками разобраться. В течение полутора десятилетий после развала Советского Союза в нашем крае небольшие пункты вымирали десятками. Раздолистая, Домики, Верхняя Велетьма, Ягодка, Дальнечёрная, Старая, Осиповка, Солнце I и II, Каменный Шолох, 17-й километр, Боевой – список еле живых или полностью обезлюдевших деревень Выксунского округа далеко не полный, можно продолжать и дальше. Финальный сюжет у всех этих зачахших поселений практически один и тот же: сначала из-за экономических трудностей в самом посёлке или по соседству банкротилось предприятие-работодатель (как правило, это был местный совхоз), потом закрывали почту, школу, детсад, в последнюю очередь – медпункт и магазин. Одной из последних ниточек, связывавших отдалённые пункты нашего района с городом, была Выксунская узкоколейная железная дорога. Но после демонтажа УЖД в 2004 году многие небольшие населённые пункты, расположенные по соседству с «железкой», остались фактически брошены на произвол судьбы. Всё, тушите свет, как говорится. Более мобильная молодёжь в таких случаях сразу перебиралась ближе к городу, а в уга-сающих поселениях, как это обычно бывает, оставались доживать свой век десяток-другой стариков. В результате таких «реформ» карету «скорой помощи» в отдалённом посёлке можно было ждать часами, а привоз продуктов на машине был определён строго по графику – один раз в 2-3 дня. Не успел придти вовремя – твои проблемы. Либо грызи сухари, либо у соседей проси в долг, либо сам в город езжай за мягонькой булочкой. 

Кстати, с продуктовой деревенской машиной у меня связан забавный случай. Несколько лет назад в одной из статей я мельком упомянул о периодическом привозе продуктов и товаров для жителей полузабытой деревушки Выксунского района. И вот некий заместитель редактора (назовём его для условности N.) уважаемого московского издания в сетевой переписке похвастался мне, что тоже знаком не понаслышке с проблемами наших сёл и деревень. «По служебным делам я постоянно ездил по стране и видел, как живут люди в отдалённых посёлках. Вернее, выживают, а не живут, – писал N. – Вот только я не совсем понял – зачем к ним машина приезжает? Неужели ближайшие магазины так далеко или дети не в состоянии привезти своим родителям хлеба?» 

Вот что надо было ответить в этом случае коренному москвичу? Что магазинов в ближайших десяти километрах днём с огнём не сыщешь; дети в городе работают целыми днями и поглощены семейными заботами, а из всего транспорта в отдалённой деревне – только ржавая тележка для дров во дворе у 80-летней бабы Мани? Или рассказать про тех пенсионеров, которые всю жизнь гнули спину в колхозах, а теперь, под старость лет, живут в своей родной деревне так, как хотят? Всё они понимают, эти деревенские старики, потому и не хотят быть обузой детям. И не всякий сын имеет возможность забрать своих родителей к себе в квартиру, зажатый с одной стороны размерами жилплощади, а с другой – бытовыми хлопотами и финансовым положением. Но что было толку отвечать N. – в онлайн-переписке не передать и малой доли трагедии русской деревни...

Фото автора