Люблю людей широко мыслящих...

visibility
Секретами профессиональной творческой кухни делится Игорь Пчемян.

Мой сегодняшний собеседник – коллега, журналист. Этим всё сказано. Интересы разнообразны, пристрастия – вплоть до взаимоисключающих. Имеет широкий круг знакомств во всех кругах общества. Он всегда «свой среди своих». Более того, в силу общительности, живого характера быстро оказывается в центре внимания. 

Встретившись с Игорем Пчемяном за чашечкой кофе, мы поговорили о времени и о нас, журналистах, вспомнили с благодарностью своих учителей, погоревали об ушедших в мир иной коллегах…

– Ты пробовал себя на разных поприщах: трудился в цехах и отделах заводов, в металлургическом техникуме, в обществе «Книга». Однако большая часть трудовой биографии связана с журналистикой. Выходит, именно в редакциях чувствовал себя в своей тарелке? 

– Пожалуй! Там было комфортнее, чем где бы то ни было, чаще получалось подниматься на уровень, за который не стыдно перед читателями и коллегами. И, в общем, отвечало натуре. Но, не скрою, случались и провалы.

– К последним никак нельзя отнести твой проект, который несколько лет реализовывался в «Провинциальной хронике». Сколько судеб, фамилий, исторических фактов, архивных сведений, документов и фотографий введено в оборот краеведов! И как это всё занимательно и душевно подано!

– Коллега, ты же знаешь, что если тема по-настоящему близка, то погружение в неё, как бы трудно ни давалось, и тебя увлекает не на шутку, и другими воспринимается с большим интересом. В тот период я часто встречался с людьми, сумевшими сохранить память о предках. Они предоставляли возможность пролистать бережно хранимые старые альбомы, прочитать письма, автобиографические записки или даже семейные летописи из времён, канувших в Лету. Такого рода публикации как бы проявляли более чётко след, оставленный предыдущими поколениями, «доносили» до ныне здравствующих потомков. При том мои собственные представления о стране, её жителях и о том, через что им пришлось пройти, постоянно расширялись и уточнялись. 

– Ты не просто описывал биографию человека и историю его семьи, а делился размышлениями по поводу того, почему именно так сложилась судьба, какие обстоятельства могли повлиять…

– Да, такой мотив присутствовал. Не хотелось мириться с завесой тайны, потому и подыскивал правдоподобные объяснения. К примеру, в своё время задался вопросом, почему в годы репрессий инородцы в числе первых подвергались гонениям? А потом подумалось: за них, чаще всего, некому было похлопотать. К тому же многих из них недолюбливали. Чужаки!

В одной семье рассказали та-кой случай. Священник, служивший некогда в наших краях, на склоне лет оказался в дальнем селе. Почтенный возраст и то обстоятельство, что был он из числа «обновленцев», позволяли надеяться, что новые советские власти не узрят в нём «врага народа», не устроят суд скорый и несправедливый. 

Но однажды поздним вечером пришёл в его дом местный милиционер и сказал: «Батюшка, немедля собирайся и уезжай, завтра придут тебя арестовывать». 

Что побудило человека, призванного стоять на страже порядка, на столь несвойственный ему поступок? Вероятно, милиционер дома случайно обмолвился о завтрашних событиях и получил от богобоязненной матери (или бабушки) отповедь: «Ты что, супостат этакий, задумал нашего батюшку погубить?!»

Были и другие ситуации. Например, когда всем селом отстаивали семьи, якобы кулацкие. На самом деле эти «мироеды» помогали всем бедствовавшим.  

– Ты продолжаешь эти изыскания? 

– Меня всегда интересовали истории локальные. Как и чем жила конкретная семья, кто и чем увлекался. Некогда удалось найти источники, свидетельствующие о судьбе жителей Выксы и других поселений, занимавшихся торговлей или ремёслами. Кто-то из них вышел в люди, кто-то разорился. Но все они были негоциантами, какой бы доход ни имели. 

Один знакомый поинтересовался, зачем мне это, как он выразился, «гробокопательство». На что я ответил: «А почему бы не помочь землякам, желающим сохранить память о тех, с кем разминулись во времени?» И сколькие благодарили за статьи! Тепло отозваться о людях – лучшее, что есть в журналистской профессии! 

– Вернёмся к началу. Помнишь, как попал в редакцию? 

– Да с твоей же, Елена Ивановна, подачи и попал! Мы познакомились, когда я работал в отделе труда завода ДРО. К этому времени относятся первые взрослые пробы пера. Написал и отнёс в молодёжный отдел редакции одну, другую, третью заметку, затем небольшую зарисовку о талантливом молодом инженере. Ни одну из корреспонденций в корзину не выкинули. Потом, когда из редакции ушёл наш общий знакомый Володя Казаров и в промышленном отделе появилась вакансия, ты же мне и посоветовала: «Дерзай!» 

– Точно! А вскоре мы с Николаем Владимировичем Коршуновым рекомендовали твою кандидатуру редактору. Значит не забыл, как встретили в «Выксунском рабочем»?

– На удивление доброжелательно! По сей день с большой симпатией вспоминаю нашего с тобой первого редактора, Михаила Михайловича Рогова, ответственного секретаря Анатолия Ивановича Белова, заведующего отделом Евгения Михайловича Кузнецова, да и всех других сотрудников. А трое поименованных – особая статья: фронтовики! 

Белова я просто обожал, уже потому как лётчик, а к тому же за жизнелюбие, чувство юмора. Хотя иногда и мне от него доставалось за несвоевременную сдачу материалов. Кузнецова уважал за присущее ему чувство справедливости. Михаила Михайловича побаивался: шеф, авторитетный человек, член бюро горкома! Но похвала из его уст дорогого стоила. 

Как-то подготовил большую статью о человеке с судьбой, щедрой на неординарные события. Её нужно было сокращать, как минимум, вдвое. А рука не поднималась! Герой заслуживал более пристального внимания. Передал на суд начальства в исходном объёме: порежет редактор – так тому и быть. И никому не пожалуешься, знал ведь, что неформат. Каково же было моё и некоторых коллег удивление, когда он распорядился дать статью без купюр. А это же целый «чердак»… 

Надо сказать, что выксунские газетчики знали цену жизни, умели радоваться ей. В обычной суетности и в присущем профессии напряжении, изрядно всех нас изматывающих,  они умудрялись беззлобно друг над другом подшучивать, смеялись от души, быстро забывали споры и ссоры. 

– Кого из известных журналистов можешь назвать учителями?  

– Никого персонально, а хотя «заочно», по чуть-чуть – всех тех, публикации которых попадались на глаза. Никогда не пропускал статьи Евгения Богата, Леонида Жуховицкого, Василия Пескова и других, им равновеликих. Сам на Олимп взбираться не собирался, никогда не вникал в теорию ремесла. Довольствовался уроками старших (а иногда и младших) товарищей по цеху.

– Лестные отзывы не избаловали?

– С нашей-то публикой? Иные герои очерка, встретив тебя, даже не затруднят себя элементарным «здрасьте». Благодарны чаще те, с которыми, пока брал интервью и писал, намучился. Человек умелый и работящий, а с разъяснениями и подробностями – напряг. Прочитав статью, откликается: «Надо же! Ты написал именно то, что я намеревался, но толком не сумел сказать». Люблю искренних!

– Нынче ты в свободном плавании, каково это?

– Когда-то представлял, как буду кайфовать, оказавшись «свободным художником». Вот она, свобода: ни зав. отделом над тобой, ни редактора. А теперь, бывает, признаёшься себе, что совсем не против, чтобы кто-то по утречку встряхнул бодрящим и мобилизующим пинком пониже спины… 

– Ты слывёшь заядлым книгочеем. Поделись, есть ли у тебя книги, которые перечитывал? 

– «Слыть» не то же, что «быть». Стыдно признаться, но факт: читаю редко и «не метко». То, что берусь одолеть, чаще всего разочаровывает…

Из любимых в юности авторов назову Джека Лондона. Его «Мартина Идена» и «Морского волка» действительно перечитывал. Признаюсь, что с русской классикой отношения, в общем-то, не сложились. У Максима Горького (в домашней библиотеке имелось собрание сочинений) полюбились некоторые повести и «Жизнь Клима Самгина» – что-то меня в нём примагничивало. Вовсе не пресловутые «свинцовые мерзости». Какая изумительная панорама русских характеров! И сейчас ещё актуально для тех, кто пытается понять причины Великого перелома в развитии России: сколько очевидных параллелей с нынешними движениями жизни мещан любого сословия, с её неизбывной пустотой, пошлостью, бесплодными поисками «великой идеи»…

– Игорь Анатольевич, для завершения нашей беседы, пожалуйста, анекдот в тему…

– Он, конечно, не новый, но забавный. 

…Ввиду новой специфики работы, современных журналистов надо бы называть не «акулы пера», как раньше, а «дятлы клавиатуры».


Пчемян-Игорь.jpgБлиц-опрос: 

– Любимое занятие? 

– Слушать людей эрудированных, широко мыслящих, способных предложить небанальные ответы на реально сложные вопросы. А ещё люблю рытьcя в архивах… Или спрашивала о хобби? Из многих прежних осталось одно: книги с автографами. Есть автограф сатирика Александра Иванова, политолога Евгения Сатановского… Десятков несколько наберётся.  

– Твоё мнение о профессии журналиста? 

– Я слышал, что она одна из древнейших. Первая, вторая или третья – запамятовал. Но точно в тройке лидеров. Почётно?! (смеётся)

– Что для тебя семья? 

– В ней всё, чтобы не потерять самого себя.

– О чём жалеешь? 

– Встречный вопрос на засыпку: какой прок от «жаления»? 

– Какое событие хотел бы пережить ещё раз? 

– Вопрос из того же сослагательного бучила, что и предыдущий. К чему «призываешь», уважаемая? Догрызть остатки здравого смысла? 


Фото Ольги Поповой из семейного архива Игоря Пчемяна