Андрей Годов «обеспечивает» свет. Причём не только для сцены Дворца, но и для большинства городских мероприятий, а кроме того, участвует в новогодних ёлках и спектаклях.
– В прошлом интервью нашей газете Вы признались, что хотели бы поработать с иностранными художниками. За прошедшие три года удалось реализовать эту мечту или мечта в принципе изменилась?
– Не изменилась (это же саморазвитие), но пока не сбылась. Правда, за это время я посмотрел на работу многих других, в том числе и западных, специалистов. Например, на концерте, где мы в составе технической группы работали для Thirty Seconds to Mars. Это было года два назад, на территории Нижегородской ярмарки.
– Как удаётся участвовать в таких далёких от Выксы проектах?
– Приглашают. Когда речь идёт о масштабных мероприятиях, то людей, как правило, не хватает. Тех, кто действительно что-то понимает и соображает, в любой профессии в принципе не так много. И когда сюда к нам приезжают коллеги из Москвы, то, видя опыт и уровень нашей подготовки, удивляются, что мы здесь, в провинции, до сих пор делаем.
Одна из татуировок Андрея Годова посвящена любимой работе – это оригинальный рисунок работающего светового прожектора.
– А в чём интерес работы именно с зарубежными специалистами?
– Тот же самый тайминг, который они привыкли соблюдать. Бывают случаи, когда ты зависишь от того, какой фон поставят на сцене: должны были его смонтировать ещё вчера, а заканчивают сегодня к обеду… За оставшееся время нужно успеть подключить, придумать эффекты, запрограммировать и т.д. С иностранцами не забалуешь. Сцену запланировали поднять в определённое время, и если не успел смонтировать – виси на подтяжках, доделывай там. Всё чётко, слаженно: монтаж, демонтаж, разгрузка.
– Со стороны кажется – техника до того дошла, что просто включай, и она сама всё сделает. Но ведь неспроста людей вашей профессии называют художниками по свету?
– Многие уже говорят: «Мы не художники, а, скорее, дизайнеры». Но какой бы техника ни была, картину, которая должна быть на сцене, сочиняешь ты. И как актёр должен вжиться в роль, так и ты должен влиться в происходящее, знать репертуар выступающей группы, понимать, о чём песни. Поэтому у каждого коллектива, который выезжает с полноценными концертными программами, есть свой художник по свету.
В начале лета ездили с Ильёй Сударкиным (тоже художник по свету в ДК – прим. ред.) работать на два концерта группы «Мельница». Причём техниками, то есть монтировать и подключать аппаратуру, а творить на ней должен был другой человек. Но в силу сложившихся обстоятельств мне пришлось отработать эти два концерта в качестве художника по свету, причём абсолютно не зная репертуара группы. Было очень сложно, потому что, грубо говоря, начинается песня, которая ассоциируется с сумерками, а ты рискуешь включить оранжевый прожектор. Так можно убить композицию. Вообще свет – дополнительная иллюстрация, он усиливает восприятие, но обычный человек не должен замечать это: в том-то и профессионализм.
Годову жалко времени на сон. Был случай, что он провёл за работой без перерыва 78 часов: так напряжённо работали в День города в 2014 году.
– Из последних проектов, над которыми работали, каким больше всего удовлетворены?
– Никаким. Специфика Дворца культуры такова, что главная сцена очень много времени задействована под кинотеатр. То есть мы (кому бы там сидеть безвылазно и пробовать новые идеи) проводим на ней мало времени. Чаще всего получается, что делаем всё в последний момент, хорошо если есть два часа до концерта.
– За всем этим творческая работа не становится рутиной?
– Нет, творческая составляющая всё равно перевешивает.
– Выход на сцену в качестве актёра – это желание попробовать что-то новое?
– Я раньше вышел на сцену, нежели начал работать с аппаратурой. Ещё в Череповце, где родился и учился до второго класса, родители отдали меня в академический хор мальчиков. После переезда учился в школе №12, преподаватель физики Сергей Моняков и препроводил меня в ДК имени В.И. Ленина. Там меня «сосватали» в только образовывающуюся «Студию-27», был единственным мальчиком. Ну а потом повзрослел, попса перестала интересовать – познакомился с начинающими выксунскими рокерами Олегом Похвалием и Иваном Яшиным. И примерно в то же время, в 1992 году, я сыграл в своей первой ёлке. Ставил её Леонид Фёдорович Кичайкин, а я был инспектором Колобковым.
– Так когда появился интерес к технике?
– Первое место работы – вожатый в «Лазурном», но уже тогда было интереснее заниматься со звуком, чем на сцене. В итоге там же перевёлся на звукорежиссёра, ну а потом ушёл в армию. Отслужил, встал вопрос, где работать. Во Дворце имени Лепсе была вакантна только должность осветителя. И первым наставником в этой профессии для меня стала Илона Бубнова (сейчас она работает в Москве, в Большом театре). Увлёкся, загорелся работой, но наступил период, когда зарплаты стало не хватать – родилась дочка. Перевёлся на завод и 11 лет работал там – сначала во втором трубном, потом в четвёртом. Правда, всё это время бесплатно продолжал бегать во Дворец. В итоге вернулся.
– Вернулись к свету и к театру?
– В спектаклях я участвовал и у С.В. Холодова, и у Н.А. Пивикова, и у С.А. Куликова (в «Свадьбе Кречинского»). Интерес к театру – пожизненный. До сих пор жалею, что не поехал поступать в театральное училище, испугавшись экзаменов по истории и литературе (не гуманитарий).
– Какая роль – любимая?
– Все. Было бы неинтересно – не играл бы. Зачем мучиться? К той же «Свободной паре» мы шли очень долго. В первый раз попробовали – не пошло. Зато спустя 10 лет, встретившись все вместе на одном юбилее, – я, Лиля Фролова, Миша Миронов, разговорились и подумали, а не вспомнить ли нам… И всё получилось.
– Есть увлечения помимо работы?
– Есть люди, которые после работы посвящают время тому, что им действительно нравится. А я – счастливый человек, потому что иду на работу, чтобы заниматься тем, что мне по душе. Это – моё увлечение. Тем более что сейчас мы с Ильёй ещё создаём собственную прокатную компанию, оформляем свадьбы, юбилеи. Это тоже по душе.
– Примерно так представлялась жизнь лет в 18?
– Не помню, о чём тогда думал. Единственное, в далёком 1990-м как-то понял, что в 2000-м мне уже будет 21 и я буду таким старым…
– На дворе 2017-й и всё ещё молоды?
– Молодею и молодею. Помогают яблочки молодильные и общение – у нас коллектив практически весь молодой и ребята общаются на равных, никто не воспринимает меня как отставшего от жизни.
Долгое время Андрей слушал только рок, сейчас – всё, что гармонично и качественно сделано. Единственное, по-прежнему не считает музыкой рэп.
– Старшая дочь планирует пойти по папиным стопам в сферу культуры и искусства?
– Не знаю. Думает даже о поступлении в военное училище. Посмотрим, 15 лет – такой возраст, что многое может измениться. Но она, конечно, ребёнок закулисья, которого брали с собой при любом удобном и неудобном случае, потому что присмотреть некому было. И ей это всё интересно, особенно в последнее время. Вот, например, была волонтёром на «Арт-Овраге».
– Вы с ней во многом похожи?
– Люди, которые знают меня, но впервые видят Полину, сразу говорят, что это – дочка Годова. Характер у неё точно в меня, не лучший.
– В чём это проявляется?
– Я не скажу, когда последний раз видел, чтобы она плакала. Из неё много эмоций не вытянешь, о личном рассказывать не будет, интервью не возьмёшь.
– То есть и Вас, получается, не назвать человеком с душой нараспашку?
– Почему? Я всегда добр к людям и открыт, но это не значит, что буду направо и налево разбрасываться тем, что на сердце. Тем более, сейчас в мире много подлости, люди могут воспользоваться твоими откровениями – я сталкивался с тем, что душевная доброта выходит боком.
Считает худшим наказанием – остаться запертым в четырёх стенах, поэтому не может проводить выходные сидя дома.
– Помимо неслучившегося поступления в театральный, что ещё можно было бы поменять в жизни?
– Возможно, уехать в крупный город, когда поступали предложения, например, работать в Москве в только открывающихся тогда клубах. Было перспективно, столичная молодёжь этим жила. А у нас – только ДК имени В.И. Ленина и «пятак», где отдых часто перерастал в пьяные драки. 90-е… выживали, как могли. Но по большому счёту я рад, что моя судьба сложилась так, как сложилась. Многие мои ровесники кто спился, кто «скололся». И если бы меня тогда не привели во Дворец, не факт, что мы бы сейчас разговаривали.
– То есть Вы счастливы и довольны своей жизнью?
– Быть довольным всем нельзя. Иначе получится, что не к чему больше стремиться – лёг на диван и наслаждайся. А у меня планов много – успеть бы.
– Придётся жить до 100 лет?
– Да больше, наверное.
Фото Ольги Поповой
