Перед тем как начать свои гастрольные спектакли в ДК им. Лепсе, артисты театра встретились с местными СМИ в музее завода, в доме, куда приезжал драматург и где написал несколько глав своей пьесы. Артистов это взволновало, они говорили, что им предстоит играть для искушённого зрителя, для которого Кречинский почти свой человек. Тем более что существует мнение, что прототипом его был местный лесничий. Антон Хабаров в «Свадьбе Кречинского» играет главного героя. Именно на него режиссёр театра Гульнара Галавинская ставила спектакль.
– В 38 лет получить такую роль было очень ответственно. Камертоном стало то, что я чуть не влился в спектакль по Кречинскому, поставленный Виталием Соломиным, но не вышло. Зато получил некое направление, – уточнил артист.
Актёр вызвал глубокую симпатию и интерес, каков же его Кречинский? Договорились об интервью. Он согласился. И на другой день после спектакля мы встретились в гримёрке и поговорили. Важная деталь. Пока мы с Антоном беседовали, в помещении царила тишина. Ни звука, ни шороха, хотя актёрам надо было готовиться. В этом и состоит высокая культура артистов, их уважение и к труду партнёра, и к журналисту.
– Вы дрались в детстве со сверстниками?
– Да, дрался, и довольно много. Я был хулиганом. Приходили родители и жаловались. Мне было стыдно. И одноклассники при встрече говорят: «Помнишь, ты меня бил?» Я отвечаю: «Ребята, я с той поры изменился!» А у них всё в памяти до сих пор.
– В какие игры играли?
– В баскетбол. Моя самая любимая игра… Отец очень любил её... Сначала я тренировался в женской сборной. Мужской команды не было. Я тогда понял, что женщины играют гораздо жёстче, нежели мужчины. Это было моё открытие и удивление.
– Вы верите в случай, в судьбу?
– Нет, не верю.
– Вы работали в «Современнике», в театре им. Маяковского, в театре на Покровке… Может, это и неэтично – сравнивать театры, но всё-таки, можете сказать, какой лучше?
– Когда мы встречаемся с однокурсниками и артистами, обсуждаем проблемы театра, то выясняется, что проблемы везде одни и те же. Есть непрофессионалы, непрофессиональные цеха, люди, которые не уважают свою специальность. И у меня ощущение, что мы все работаем в одном театре. Да так во всех профессиях.
– Считаете ли Вы свою самой трудной и тяжёлой?
– Нет. И не мучительная, и не трудная, а любимая. Это обыкновенная профессия, и если есть талант, то не мучаешься. Есть профессии намного сложнее.
– Я вчера увидела Вас после спектакля – бледное лицо и капли пота на лбу…
– Да, физически, эмоционально трудно, но… Я не заставляю себя утром тащиться в театр. Я бегу, потому что получаю удовольствие, и мне ещё за это деньги платят! Я выбрал правильную профессию.
– Если бы жизнь начать сначала, как бы её прожили?
– Что-то я бы поменял, наверное, а на что-то не стал бы обращать внимание. Я очень большое значение придавал тем вещам, которые не стоили того. Я бы гораздо проще относился к жизни, ценил бы её. Не уходил бы в себя, в рефлексию. Хотя с другой стороны, это был бы и не я вовсе. Сложно сказать.
– В жизни были и ошибки, и удачи…
– Конечно были. И удачи, и провалы тоже. Мой первый спектакль в «Современнике» провалился. И я врагу не пожелаю такого. Видел, как люди уходили из зала. Кресла пустели… Режиссёр Юрий Ерёмин делал на меня и однокурсницу спектакль на 100 зрителей, а пришло 800! Это другой внутренний объём и другое распределение сил. Те, кто сидел в первых шести рядах, говорили, что потрясающий спектакль. А те, кто сидел дальше 12 ряда, просто нас не слышали… Но не объяснишь же всем, что было сложно. Но мы разыгрались потом. А ведь пришли Эдвард Радзинский, Нара Шаралиева. Правда, они сидели в первом ряду. И мне как-то повезло.
Блиц-опрос
– Что ваша жизнь?
– Свобода.
– А театр – это...
– Не кино.
– Любимое время суток?
– Вечер.
– Заветная мечта?
– Я не мечтаю.
– Кого из режиссёров и актёров считаете своими учителями?
– Олега Ивановича Янковского. Он научил меня практически всему. Снимался с ним в фильме «Доктор Живаго». Роль Родиона Гишара. Он ко мне очень хорошо отнёсся, очень тепло. Взял к себе в вагончик, и мы с ним вместе обедали и говорили, говорили. И в кадре он меня учил, и когда была не его сцена, садился за камеру и показывал, что надо делать. Учил правильно распределяться, учил технике и математике кино – она тоже существует. А в театре мой любимый артист – Олег Борисов. Лучше его нет никого. И сейчас тоже учусь. У Константина Райкина учусь его подходу к театру. Да у многих.
– «Когда б вы знали, из какого сора рождаются стихи…» Из чего рождается актёр?
– Артист не может прыгнуть выше своего эмоционального опыта. Какой у тебя есть опыт, тот ты и дашь. А если нет… Если в жизни не переживал глубоко, ты даже не поймёшь, как это делать. Поэтому у многих артистов тяжёлое детство или случались эмоциональные потрясения. Я не объясню человеку, что такое настоящая любовь, если сам не переживал. Если актёр не страдал, не мучился, он никогда не сможет сыграть.
– Что главное в профессии: талант, режиссёр, коллектив или всё вместе взятое?
– Собственный талант – это ещё не значит, что ты только им и живёшь. Нужна огромная работа над собой. Режиссёр… не обязательно. Я могу это делать и вопреки режиссёру… У меня в кино работа получается гораздо точнее, если я делаю роль вопреки… А театр – дело коллективное. В театре известности хватает на пять минут. Дальше меня может переиграть любой в труппе. В театре всё по-другому. Эта кафедра довольно справедливая, работать сложнее. Важно, кто твои партнёры. С хорошими партнёрами я хорошо играю, с плохими – плохо. Ничего не поделаешь. Это как в спорте, в футболе или баскетболе. Если тебе не дадут хороший пас, как ты забьёшь? Сборные мира никогда не выиграют чемпионат, потому что они собираются из разных команд и друг друга не чувствуют.
– Когда Вас пригласил в театр Сергей Безруков, Вы согласились…
– …с радостью, конечно. Сергей Витальевич предложил в составе с Дмитрием Дюжевым играть в спектакле «Коса на камень». Он сказал: «Попробуй роль Глумова». Я начал работать, это мой первый спектакль в Губернском театре, потом была «Скамейка» с Дюжевым. И сейчас вот «Свадьба Кречинского». Потом – «Сирано». Четыре спектакля.
«Чем дальше от артиста роль, тем больше она ему удаётся»
– Вы играете только те роли, к которым у Вас лежит сердце?
– Стараюсь. И в кино, и в театре.
– Обратимся к Кречинскому. Он у Вас «воплощение преуспевающего цинизма», как сказала одна журналистка.
– Да.
– Он страшен! Шулер. Циник, Беспощаден. К цели идёт перешагивая через жертвы, и ведь не оглядывается!
– Спасибо! Я долго добивался этого. Считаю, что это первый отрицательный персонаж в литературе, и Сухово-Кобылин именно это и имел в виду. Римас Туминас, режиссёр Вахтанговского театра, сказал, что мы боимся отрицательных героев. Мы стараемся всё обелить. Сделать своих героев хорошенькими. А Кречинский – страшный человек и страшный герой. Но несмотря на то что он отрицательный герой, он может найти симпатию в зале. Шулер, запутавшийся игрок. А поэтому мне важен был второй акт, где его давят. Когда он страдает, переживает. Да, это отрицательный герой. Я его таким играю. Не обеляю, может, сочувствую. Но в жизни такому человеку никогда руки бы не подал. Знаете, чем дальше от артиста роль, тем она ему больше удаётся. Поэтому мне такие всегда нравятся. Потому что когда роль тебе внутренне близка, тут и никакой работы над собой.
– А Лидочку ваш Кречинский ненавидит!
– Да, он считает её абсолютным нулём. Пареной репой, дурой, она ему не нужна. Главное – деньги Муромского, чтобы сыграть в игру, вернуться в Петербург и продолжать прежнюю жизнь.
– Мизансцену с роялем, вальс с ним кто придумал?
– Вальс был тяжёлый. Рояль весит больше 320 кг. Мне нравится эта находка. Это режиссёрская идея.
– А «Ноктюрн» Шопена под рэп?
– Я тренировался четыре месяца. Очень сложно. Музыканты-профессионалы говорят, что это невозможно исполнить. Левой рукой я играю один ритм, правой – совершенно другой, а говорю третье. Моя любимая певица Адель пять часов «собирает» песню, чтобы и играть, и петь. У меня на это ушло четыре месяца. Я не Адель! Это сложно. Может быть, самое сложное место в спектакле.
– Театр отнимает много времени. На личную жизнь Вас хватает?
– Хватает! Чем больше ты отдаёшь, тем больше получаешь! Таков закон жизни. У меня сын и дочь, но я очень мало бываю дома, к сожалению. Но когда я дома, много времени провожу с семьёй.
– И вопрос на десерт. Ваше увлечение спортивными танцами.
– Да, я дошёл до «А» класса, кандидат в мастера спорта. В 1997 году на «Звёздах России» занял первое место. У меня две бронзовых медали и одна золотая. Танцы – моё профессиональное увлечение. Мне не хватило одного рейтинга турнира до мастера спорта. Я мог преподавать. Мы с партнёршей недотанцевали один турнир, чтобы я стал мастером спорта, она ушла из танцев. Потом были ещё две партнёрши, но я с ними не станцевался, танцы – дело серьёзное, и я остался на КМСе. Да, я занимался очень много. Тяжёлый вид спорта. Круг Венского вальса по физическим затратам – как три километра бега.
– Что значат для Вас танцы?
– Это жизнь. Эстетика. Эмоции. Уважение к женщине. Танцы много что воспитывают. Сейчас, правда, эстетика танца изменилась. Многое не нравится. У меня есть друг, чемпион мира Славик Крикливый. Это единственный танцор, на которого можно смотреть. Про него Би-Би-Си сняла фильм «Танцор». Я горжусь, что знаю этого человека. Он великий танцовщик уровня Барышникова!
– Каков он, выксунский зритель?
– Интеллигентный. Умный. Даже не ожидал. Уже по тому, как люди оделись, можно судить об их интеллигентности. Мужчины в костюмах, женщины в платьях. В столице давно в театр ходят как попало и в чём попало. Спасибо вашему зрителю, что сохранили это чувство праздника от театра.
– Вам спасибо, что подарили праздник, который будет ещё долго согревать нас!
Фото из архива Антона Хабарова
