Валентин Сергеевич, житель Нижнего Новгорода, в Выксе бывает часто. Например, он работает с местной группой созависимых (то есть с теми, чьи близкие больны наркоманией), а кроме того, ведёт занятия в Школе молодой семьи.
– В предыдущий приезд в Выксу Вы говорили с молодыми семьями на очень интересную тему – «Найти себя». У каждого в этом вопросе, наверное, есть свой личный опыт. Вот Вы как – ищете себя или уже нашли?
– В процессе. Поиски себя – это и есть развитие. Маленький ребёнок находит себя в комнате и это уже прогресс, подросток – в дружбе и учёбе. А на самом деле в христианстве всё просто. Кто ты? Раб Божий. РАБотник, можно сказать. И если Бог доверяет тебе что-то делать, то ты делаешь. Далеко за примером ходить не нужно: сейчас я собеседник. А на вечер запланированы лекции – буду оратором. Наверное, в каждой конкретной точке бытия важно находить себя там, где тебе хорошо, где ты максимально проявляешься и пусть даже устаёшь, но чувствуешь результат от работы. И при этом важно продолжать двигаться вперёд, пробовать новое. Например, я уже выступаю в роли отца, психолога, иногда сантехника, но ещё не состоялся как сварщик, а мне это интересно – буду учиться. Правда, уже не могу сказать, что хороший отец.
– Почему?
– Дети взрослеют, уходят из семьи. Теперь я, становясь им другом, теряю себя как родитель. И это болезненный процесс. Появляется чувство отверженности, когда эта взрослая девушка, которая была маленькой дочкой и не могла шагу ступить без тебя, говорит: «Не надо папа, я сама». Так что как найти себя – это только половина проблемы. Как правильно перестроиться – вот это задача.
– Вы сейчас в первую очередь вспомнили про дочь. Мне кажется, папы вообще больше к дочкам тяготеют, балуют их, переживают сильнее, чем за сыновей.
– Однозначно. Я же старательно выполнял задачу быть лучшим образцом мужчины в жизни дочерей, на который они могли бы ориентироваться. А теперь должен уйти на второй план.
– Сложить полномочия?
– Да. И тревожусь, потому что в жизни девочек появляется то, что я не могу проконтролировать. Хочу, но не разрешаю себе. Здесь и психологическая проблема. Я становлюсь не таким нужным. А как мы мыслим? Не нужен – значит плохой, ведь хорошие же всегда востребованы. И из самого лучшего папы ты превращаешься в папу негодного – так начинаешь думать. Тем тяжелее, что в это же время для дочери становится важным посторонний человек, который и знает её меньше тебя, и опыта у него жизненного мало. Приходится уступать место какому-то Серёге, просто потому что он ей мил и люб. Ну а мы с женой остаёмся вдвоём, два безымянных – «мама» и «папа».
– Шесть детей – три мальчика, три девочки. Как удавалось, если удавалось, конечно, сохранять спокойствие и гармонию в доме, пока все они взрослели?
– Дети посылаются конкретным людям. Мне кажется, мы изначально друг под друга «заточены». И кому-то наши будни покажутся таким шумом… а для нас это – норма. С другой стороны, всё равно изначально было намерение стать хорошими родителями с точки зрения воспитательной функции. Я даже помню разговор с друзьями после рождения первенца (24 года назад) о том, что самое главное в воспитании. Запала в душу фраза Вадима Матисова, человека творческого, художника: «Для меня главное – научиться держать руку на пульсе». И мы с женой привыкли отслеживать виртуальный пульс ребёнка. Если он учащён – значит, что-то не так. Например, выясняется, что Кирилл поругался с Ромой. И дело не в том, что Рома – плохой, а просто Кирилл придал значение тому, чему не следовало. В принципе никогда не возникало ситуаций, когда мы говорили одному из детей: «Именно ты виноват». Даже если братья подрались друг с другом (мальчишки же) – начиналось в шутку, закончилось всерьёз. Например, Рома ударил локтем Кирилла, а Кирилл пнул Рому. Кто хуже?
– Оба хороши.
– А в чём хороши? У Ромы получился очень техничный удар в глаз. Если нужно будет постоять за себя, пусть так и делает. А Кириллу, если ещё будет пинаться, надо запомнить, что чуть выше – и можно попасть в печень, что очень больно. Зато глаз у Кирилла заплыл тогда основательно – значит, сосуды в порядке. Разбор полётов закончен.
– Это какой-то психологический приём – во всём искать позитивное?
– Отчасти да. Основы психологии семьи меня интересовали чуть ли не с детства. Изначально это было самообучение – в 90-х начала появляться специализированная литература, но в основном познавал на собственном опыте. Я не хочу сказать, что мы какие-то родители-суперспециалисты. Наверняка что-то упускали, ошибались. И были моменты, когда теряли контакт с ребёнком: старшему сыну досталось больше последствий наших педагогических упущений, чем последующим детям.
– То есть решение получить психологическое образование было связано именно с процессами, происходящими в собственной семье?
– Скорее, с происходящими со мной. Я задумался об этом, когда почувствовал, что потерял себя. Жить стало плохо, жить стало страшно.
– А сколько Вам тогда было?
– Около 30.
– То есть кризис этого возраста существует?
– Он легко объясним. В 20 лет ты испытываешь восторг: я самостоятельный, всё могу. Денег заработать могу, постирать, яичницу пожарить – мама для этого уже не нужна. Только это твоё «всё» на самом деле очень доступное. И когда в 30 лет появилась необходимость жить не только для себя, зарабатывать не на одного человека, а на жену и детей… «Я могу» стало очень сильно опаздывать за «мне надо». Конечно, кризис подпитывался ещё и внутренними переживаниями – кто я? Кроме того, не бывает семейных отношений без неурядиц. Нам с женой помогло то, что у нас много детей. Я, например, был старшим ребёнком (семь лет разницы с братом) и отношения между мной и родителями складывались иначе. И когда я, врач в перспективе, ушёл в Церковь, между нами появилось непонимание. Медицинский институт, интернатура впереди, отец готов помогать, вкладываться в образование, а я – «Иду в батюшки». Получалось, что столько учился, и вот – время потеряно, ресурсы.
– Но ведь и медицинский, наверное, был не просто так. Что-то же в профессии врача привлекало?
– Людям помогать. Возможно, я в тот момент просто «переучился». В медицинском институте очень сложно учиться. Тем более, что выпуск у нас тогда, в 1993 году, был экспериментальным. Ректор Вячеслав Васильевич Шкарин поставил задачу подготовить земских врачей – специалистов во всех областях. Поэтому у нас специализации как таковой и не было. Хотя я гастроэнтеролог, так уж распределили. А изучали всё, начиная с того, какими способами можно удалить грыжу, и заканчивая акушерством.
– В интернатуру в итоге не пошли?
– Я закончил её, но уже после того, как стал священником. И даже работал по профессии в Починковском районе. Психологическое образование, кстати, было получено ещё и потому, что ко мне, как к батюшке, за советом обращались многие. И в какой-то момент я понял, что без знаний по психологии не обойтись, если хочешь понять, в чём на самом деле проблема человека, как ему из неё выйти. Священник – он и психолог, и терапевт, ведь терапия с греческого переводится как уход. Хочешь вылечить человека – ухаживай за ним.
– Все полученные профессии сошлись в одном?
– И эти, и позднее присоединившаяся «сантехник». Ведь и в храме нужно проводить коммуникации, не набегаешься каждый раз к специалисту. А потом, я, как любой многодетный отец, должен быть ещё и шофёром, маляром, электриком. Обеспечивать свой детский сад – нелёгкое дело.
– Папа может?
– Любимая песня была в детстве. Хотя я тогда ещё не знал, что придётся стать таким всемогущим папой.
– При том, что семья большая, сколько личного пространства и времени Вам нужно, чтобы чувствовать себя комфортно?
– Чем старше становлюсь, тем больше. Вечером, примерно с 21.00, мне нужно побыть наедине с собой. Я – сова, мне комфорт-нее думать ночью. Правда, время удаётся выделить не всегда: если много отложенных дел, то совесть не позволит им наслаждаться. Она в последнее время совсем распоясалась, не слушает меня. Обещал, например, соседу помочь плитку положить. Были срочные дела, отложил это на завтра, устал, лёг спать. А не засыпается. Совесть ест: «Вот обещал, не сделал, зато улёгся после семи». Но это уже вопрос самоорганизации.
– Сегодня у Вас тема встречи с молодыми семьями – «Основы православной культуры. «За» и «против». Это несколько отходит от предыдущей линии занятий (темы взаимоотношений родителей и детей, супругов). Или нет?
– У семьи, как ячейки общества, есть ещё и социальная функция. Это нужно понимать. В школе ввели новый предмет. Мы можем сказать, что против? Можем, но смысла нет, он уже в программе. Раз так, то к нему надо подготовиться. Ребёнок будет учить уроки и спросит: «А Бог есть?» – и нужно понимать, почему у него возник этот вопрос. Так что разговор будет посвящён именно способности родителей интегрироваться в происходящее с ребёнком в школе, в том пространстве, которое папа и мама не могут контролировать. «Вот их заставят учить», – скажет кто-то. Конечно заставят – урок есть урок. Но вот как использовать полученные знания, каждый способен определить для себя сам. Почему бы ребёнку не знать основы христианства? Почему бы ему не сдать экзамен на тему «Совесть»? Эта информация ни к чему не обязывает, она не есть давление. И чтобы ребёнок был хорошим учеником, он должен получать поддержку от родителей – без этого никак. Если ему сегодня сказать, что он может отнестись к одному из предметов халатно, то он и на другие это отношение перенесёт. Скажет: «Зачем мне химия? Она мне никогда в жизни не пригодится! Зачем физика? Я ведь атомов не вижу, чего их изучать?».
– К слову о том, что видим. Год российского кино ещё не завершён. Какие фильмы, из отечественных, Вас покорили?
– Честно скажу, что мы чаще смотрим зарубежные фильмы, их и в прокате больше. Любим мультфильмы – начиная с «Русалочки», заканчивая «Холодным сердцем». В голливудских фильмах тоже можно найти философские аспекты, если захотеть. Ведь не вся та пища, что мы едим, полезна на 100%, но организм расщепит её и найдёт то, что будет использовать. А уж если совсем «пустой» фильм – сделаешь выводы, пересматривать не будешь. Кстати, нас с женой ещё больше сблизил фильм «Зелёная миля», потому что пережить трагедию, показанную на экране, можно было только вместе, прижавшись друг к другу.
Из российских же кинокартин, увиденных недавно, поразила, конечно, «Брестская крепость». Темы патриотизма, личного героизма здесь очень выверены, нет того, о чём можно сказать «чересчур». Часто пересматриваем старые – «Шерлок Холмс», «Тот самый Мюнгхаузен», «Обыкновенное чудо». Олег Иванович Янковский – великий актёр.
Вообще, мы смотрим только DVD, от телевидения как такового отказались ещё в 90-х.
– Как же новости?
– Если что-то серьёзное – узнаем и так. Тем более сейчас в любое время можно просмотреть ленту новостей в Интернете.
– Ну а книги – что в Вашем топ-5?
– Сказки Ганса Христиана Андерсена, рассказы Антона Павловича Чехова, все книги Клайва Льюиса («Хроники Нарнии», «Записки Баламута»), «Непокорная планета» Гарри Гаррисона, «Чапаев и пустота» Пелевина. А самая-самая любимая с детства – «Винни-Пух и все-все-все». Она – вне конкурса. Как и «Трое в лодке, не считая собаки».
– Уважаете юмор?
– Юмор – конструктивная штука. Смех и слёзы – аналоги. Реакция на какое-то несоответствие, конфликт. Юмор помогает увидеть новые грани функционального конфликта и, возможно, найти из него выход. Но не стоит путать его с деструктивным сарказмом, который, наоборот, обостряет несоответствие и не приближает к пониманию, как изменить ситуацию.
– И завершить разговор предлагаю пусть не на смешной, но на позитивной ноте. Что Вас лично сегодня радует?
– Что могу быть собой. Что занялся спортом. Что впереди зима, а это – кайтинг*. Кстати, планируем привезти несколько кайтерских программ в Выксу, здесь прекрасные условия для этого. Радуюсь и тому, что скоро куплю себе сварочный аппарат хороший. Буду сам работать над нашим семейным паратрайком** (у вас такие любители в городе тоже есть – видел, как летают).
Фото автора и из архива Валентина Маркова
*Сноукайтинг (англ. snowkiting) – вид спорта и активного отдыха, представляющего собой занятия с буксировочным кайтом на снежном покрытии или льду с применением лыж, сноуборда или коньков. Сноукайтинг даёт вам свободу в трёх плоскостях, позволяет преодолевать значительные расстояния и силу гравитации без привычных усилий.
**Паратрайк – вид экстремального воздухоплавания, совмещающий парашютный спорт и парапланеризм (человек находится в конструкции, держащейся в воздухе за счёт крыла, похожего на парашют, но управляемой при помощи мотора с пропеллером).
