Алексей Войтюк: Дети – двигатели карьеры

visibility
Газета «Выксунский рабочий» является участником Всероссийского проекта «Быть отцом!», инициированного Фондом Андрея Первозванного, интернет-журналом «Батя» и издательством «Никея».

Алексей Войтюк – сын известных и уважаемых в городе родителей, музыкантов Изабеллы Сергеевны и Владимира Романовича. Он отличный актёр и очень хороший папа. О его актёрской карьере разговор впереди, а сегодня мы беседуем с ним о том, каково быть отцом.

– Для начала вспомним, каким был Ваш отец, Владимир Романович. Что Вы помните из детства, чем занимались?

– Первое, что я помню о своём отце – это его руки. Он сидит за фортепиано, я сижу у него на коленях, и его пальцы бегают по клавишам так быстро, что невозможно за ними уследить. И из этого быстрого, непредсказуемого полёта рук рождается музыка. Потом папа говорит: «Клади свои руки на мои!» И вот уже мы летаем под музыку вместе. Или летом на городском пляже отец сажал меня на спину, и мы плыли. Он брассом, а я – крепко ухватив его за шею. Помню его руки на кухне. Спокойные, размеренные движения отцовых рук с ножом – и в духовке запекается утка с яблоками или кролик с овощами. Вкусно! Часто мы всей семьёй катались на лодке по Верхнему пруду. Отец на вёслах. Я всякий раз удивлялся, как это он так ловко управляет вёслами, что мы совсем скоро оказываемся на другом берегу, на земляничной поляне среди сосен. По роду деятельности отцу было категорически противопоказано заниматься тяжёлой физической работой, но он с удовольствием колол дрова и никогда не отказывал в помощи, например, с переездом, или когда нужно было купить пианино, загрузить его, потом выгрузить и настроить. «Всегда помогай людям, и они обязательно помогут тебе», – говорил он мне. 

– Чем занимались с ним в свободное время?

– Шахматами. Ходили на футбол. И, конечно, ездили на рыбалку и в лес за грибами и ягодами. На природе человек совсем другой, чем в городе. Он искренен по отношению к другим. Он ближе к самому себе. Слава богу, что Выкса окружена такой красотой. Оттого и люди здесь особые. Богатые от природы. Щедро одарённые. Из каждой нашей совместной поездки в лес или на реку я выносил какие-то душевные рассказы, смешные истории. Отец знакомил меня с удивительными персонажами. Поговоришь со старушкой в полузаброшенной деревне – и многое становится понятно про нашу жизнь. Расскажет рыбак у костра задорный анекдот (детская память хваткая) – пионерский лагерь потом всю смену хохочет. Разумеется, нельзя не вспомнить наши совместные поездки в другие города или даже страны. У отца повсюду были друзья: в Горьком, в Москве, в Ленинграде, в Софии. Помню, в Болгарии мы как-то раз возвращались с рыбалки на Дунае. Ничего не поймали. Поздно вечером ехали по просёлочной дороге среди кукурузного поля. Кукуруза – как молодые сосны в посадке – метра четыре высотой. За рулём папин друг, скрипач по имени Боян. Машина у него немецкая, гэдээровская, марки «трабант», с пластиковым кузовом. Меньше нашего горбатого «запорожца». И вдруг мы сбиваем зайца. Тот только успел промелькнуть в свете фар – бум! – удар, и заяц отлетел в кукурузу. Боян по тормозам: «Надо искать!» Все вышли из машины. Папа с Бояном взялись за задний бампер и стали поворачивать «Трабант» с включёнными фарами в разные стороны и светить им как фонариком, а мы с Иво (сыном Бояна) углубились в заросли кукурузы. Нашли. Наутро во дворе дома, где мы жили, на бельевой верёвке сушилась заячья шкурка, а рядом отец в котле на открытом огне готовил мясной гуляш. Вот так мы привезли с рыбалки зайца.

–  Как считаете, в чём Вы похожи с Владимиром Романовичем?

– Я, конечно, стараюсь быть на него похожим, и в чём-то даже преуспел. Например, с какого-то момента начал стабильно обыгрывать в шахматы. Грести на вёслах или разделывать кролика я, наверное, умею не хуже. Что касается игры на фортепиано – увольте! Не дано мне такого таланта. Утешаю себя тем, что у каждого человека он свой, и стараюсь развивать то, что отпущено мне Богом. 

– Ходил ли папа на родительские собрания?

– Ходил конечно. Но и я в ответ частенько оказывался на учительских «собраниях». У нас ведь семья педагогическая. Папа с мамой – учителя музыки. Баба Маня (Мария Матвеевна Войтюк) и тётя Люся (Людмила Романовна) – преподаватели иностранных языков. Как соберутся вместе, да ещё придут их коллеги в гости, так бери карандаш и пиши роман со слезами. Я знал всё про выксунских педагогов. И этот мир был прекрасен. Знаете, я хотел в него влиться. Всерьёз подумывал о том, чтобы стать учителем истории, однажды войти в класс и сказать: «Здравствуйте, дети!» И рассказать им про Бородино или Курскую битву. Но в старших классах школы в моей жизни возник театр (благодаря моей учительнице математики Наталье Павловне Гробовой), и в класс к «моим» детям сейчас входит кто-то другой. А мне осталось только играть школьных учителей на экране. 

Отец у нас был не строгий. Он редко повышал голос, но умел и негромко сказать так, что у тебя отпадало всякое желание искушать судьбу. Как-то раз после родительского собрания папа привёл к нам домой… директора нашей школы. Он как раз был строгий. Мимо его кабинета в школе ходили на цыпочках. Бывший фронтовик, офицер запаса, Тимофей Ефремович Ефремов. Кто учился в 8-й школе в те годы, тот знает. Так вот, когда я увидел директора школы на пороге нашей квартиры, я решил, что мне пришёл конец. Хуже вызова в кабинет к Ефремову мог быть только расстрел на месте. А тут он сам пришёл! Стояла зима, было холодно. И за чаем директор начал рассказывать разные фронтовые истории. Смешные, трагические. Отец сел за пианино, стал играть мелодии военных лет. Тимофей Ефремович заплакал... Спустя годы на премьере фильма «После дождичка, в четверг» он подошёл ко мне с программкой, и я от чистого сердца написал ему: «Первому Ефремову в моей судьбе». Я тогда заканчивал курс в Школе-студии МХАТ у Олега Николаевича Ефремова и ещё не знал, что через два года буду работать в театре «Современник-2» у Михаила Ефремова. 

Войтюк.jpg– О чём были ваши вечерние разговоры?

– Папа был прекрасным рассказчиком. Его истории строились по принципу рассказов раннего Чехова «казалось – оказалось». Как и Чехов, он всем повествованием подводил слушателя к одному выводу, а потом вдруг – раз! – всё переворачивалось. Совсем по Станиславскому: «Ищите в плохом персонаже, где он хорош, и в хорошем – где он плох». В жизни ведь чаще всего так и бывает. В каждом человеке есть и хорошее, и плохое. И при желании ты можешь разглядеть в каждом и то, и другое. Но важно научиться находить хорошее. И жизнь вокруг станет лучше. 

– Ловите ли сейчас себя на том, что повторяете (неосознанно) жесты отца, его фразы по отношению к своим детям?

– А Вы откуда знаете? В самом деле, так и есть. А папа, в свою очередь, перенял их от своего деда Алёки (папа вырос без отца). А Алёкины источники теряются в «глубочайшем мраке веков протекших», как любили выражаться представители русской исторической школы. Но я уверен, что мы связаны с далёкими предками невидимыми ниточками. Более того, они нас с помощью этих ниточек направляют и оберегают, при условии, что ты живёшь на родной земле и чтишь память предков. Я бываю за рубежом, но жить на чужбине не смогу. У меня в Выксе родные могилы. И хотя моя старшая дочь Серафима живёт и работает в Лондоне, она регулярно приезжает в Москву и обязательно посещает Выксу. Ну, а младшие дети, Аня и Вова, когда вырастут, останутся жить и работать в России. Я в этом уверен. И моим внукам через Вовку перейдут те жесты и фразы, которые использовали я, Владимир Романович и дед Алёка. 

– Влиял ли отец на выбор профессии детей (Ирины, Ивана, Вас)?

– То, что моя старшая сестра Ирина решила стать учителем русского языка и литературы, не явилось для отца неожиданностью. Он был к этому готов ещё лет за 10 до этого, когда Иринка в первом классе приходила из школы,  рассаживала кукол (и меня среди них) и начинала «урок» словами: «А теперь все тиха-а-а!!!» Сюрпризы начались позже, когда сначала я, а потом и Ваня заявили, что поступаем в театральное. Тут уж надо отдать должное родительской мудрости. Нас не стали отговаривать, а наоборот, оказали всю возможную поддержку. И благодаря этой вере в нас, этой поддержке, мы поступили. 

– А как вы сейчас реагируете на то, когда дети говорят: «Папа, я думаю стать… буду учиться…»? Поддерживаете их желания и стремления?

– Поступаю точно так же, как мой отец. Заявила средняя дочка Аня, что хочет стать герпетологом и уехать в Австралию ловить змей – я ей отвечаю: «Прекрасный выбор профессии!» Выразил Вова желание стать известным блоггером – я и его поддерживаю: «Заводи свой блог». Только почему-то мне кажется, что все мои дети в итоге станут актёрами. Аня блистает в школьном театре, Вова к своим 12-ти годам озвучил уже свыше полусотни фильмов и мультиков, а старшая Сима окончила театральный факультет Гринвича и пробует свои силы в английском кино. 

– Актёр Пол Беттани сказал как-то: «Ошибаться можно актёру, отцу – никогда!» А Вы как считаете? 

– Ошибаться можно и отцу, если он развил в своих детях умение прощать. Но поскольку это очень трудно, то лучше не ошибаться.

– Для Вас семья – единственная и неоспоримая ценность?

– Я вам так скажу: «Дети – двигатели карьеры». Это звучит парадоксально, но сужу по себе. До рождения первого ребёнка я мог подолгу не выходить из дома, боясь пропустить важный звонок с киностудии (мобильных телефонов тогда ещё не было). И в ожидании этого мог неделями, месяцами ничего не делать. Это было на рубеже 90-х, кинопроизводство в стране рухнуло. Естественно, никаких звонков и быть не могло, только я об этом не догадывался. Но родилась Сима, и я вынужден был начать «шевелиться». Перепробовав уйму различных профессий, остановился на журналистике. Потом из редакции журнала плавно перешёл в студию озвучивания. А оттуда вернулся на съёмочную площадку, в то время как многие мои коллеги, оставшиеся у телефонного аппарата в далёких 90-х, к сожалению, спились…

– Можете ли Вы сказать, что рождение детей изменило Ваш характер? Как именно?

– Ещё как изменило! С рождением детей я, наконец, стал самим собой. Круг замкнулся. Я стал отцом. Это же самое лучшее на свете – быть отцом! 

– Можете поделиться житейской отцовской мудростью? 

– Всё, что говорил мне в детстве отец, казалось мудрым. Но любую свою фразу он заканчивал двумя словами, произнося их на нижегородский манер, окая: «Всё хорошо!» 

Фото из архива семьи Войтюк