Андрей Мерзликин: «Дети – это всегда испытание»

account_circle ВР
visibility
Газета «Выксунский рабочий» стала участником Всероссийского проекта «Быть отцом!», инициированного Фондом Андрея Первозванного, интернет-журналом «Батя» и издательством «Никея».

В рамках проекта на страницах «ВР» знаменитые отцы поделятся секретами воспитания своих детей. Среди них будут российские артисты, спортсмены, музыканты, общественные деятели, не обойдём вниманием и известных выксунцев. Сегодня секретами воспитания с нашими читателями делится российский актёр Андрей Мерзликин.


Для справки. Андрей Мерзликин, актёр. Родился 24 марта 1972 года в подмосковном Королёве. После школы закончил техникум космического машиностроения и получил диплом радиотехника. В 1992-м с дипломом радио-техника перспектив было не много, и Андрей поступил в Московский технологический институт. Через четыре года, получая экономический диплом, он уже учился на актёрском факультете ВГИКа в мастерской Евгения Киндинова. Актёрская слава пришла к нему после роли в фильме «Бумер». Женат, имеет троих детей: Фёдор, 9 лет, Серафима, 7 лет, Евдокия, 5 лет. Жена Анна Осокина, психолог.


Андрей счастливый человек. Все его мечты рано или поздно сбываются. Мечтал работать в космонавтике – поступил в техникум космического машиностроения, выучился на радиотехника. Захотел сменить профессию, стать артистом – поступил во ВГИК, закончил его с красным дипломом и вскоре прославился на всю страну, сыграв в фильме «Бумер». Мечтал о жене-красавице и о сыне – эта мечта тоже осуществилась. Сегодня у Андрея и его жены Анны трое детей – сын и две дочери. Большая, дружная семья. 

– Вы задумывались в юности о том, что когда-нибудь станете отцом?

– Точно могу сказать одно – во время учёбы во ВГИКе внутри меня начали происходить диалоги. У меня был воображаемый собеседник, мой будущий сын. Это были послания отца к сыну – о том, что я в этой жизни стал понимать и что со мной происходит. Такой внутренний дневник: первая несправедливость, первые открытия из разряда, что справедливость у всех разная и у всех разные представления об одном и том же. Мне казалось, что с друзьями об этом не поговоришь, к маме с этим не побежишь. И я думал: «Вот был бы у меня сын…» Сейчас жалею, что не записывал. Было бы интересно почитать. 

– Каким было Ваше детство?

– Я вырос в обществе, где существовали родственники. Мы жили, поддерживая отношения с близкой и даже с дальней роднёй. В гости ездили в разные концы страны, общались. У нас было понимание, что двоюродные – это через один шаг родные. Мамины сёстры жили так дружно, что двоюродные братья и сёстры казались мне членами моей семьи. А сейчас родственники живут на соседних улицах, но у них нет сил или времени прийти в гости. 

– Думаете, люди изменились?

– Нет, не люди. Меняется время, характеристики существования. Можно грустить или брюзжать, но факт остаётся фактом: нужно успевать делать то, что нужно. Жить в таком ритме непросто, для кого-то даже невозможно. Люди многим жертвуют, в том числе и отношениями. Хотя мы с Аней сделали так, чтобы наши дети и дети Аниных сестёр общались, раз в неделю – обязательно. Летом у бабушки Тани собирается девять, а скоро будет уже 10 внуков. Кстати, это очень хороший опыт социализации. 

– А ваши родители росли в больших семьях?

– Мой папа – десятый ребёнок. Я всегда осознавал, что отец из многодетной семьи. А я и мои ровесники в основном были единственными детьми, ну максимум имели одного брата или сестру. Два ребёнка – это уже было много. У меня есть сестра.

– Когда Вы почувствовали себя отцом?

– Отец начинает чувствовать себя отцом, когда ребёнок неожиданно говорит «Папа!». 

– Что же чувствует папа целый год до того, как ребёнок научится говорить?

– Папа помогает маме! Папа старается вырастить в себе те качества, которые нужны отцу. Потому что одно дело – строить планы и иметь представления о том, каким должен быть мужчина, и совсем другое дело – практика. Потихоньку учишься, накачиваешь мышцы души, которыми раньше никогда не пользовался. Дети – это всегда испытание. И Господь милостив к тем, кто не ищет предлогов для своих слабостей или оправданий своих поступков. С Богом невозможно вступить в бартерные отношения. Человек становится счастливым, когда он уже ничего не просит, а просто благодарен за всё. 

– Можно сказать, что когда в мужчине рождается отец, он испытывает муки рождения?

– Конечно! Я с Фёдором разговариваю примерно так: «Федь, я ещё только учусь! А ты мне должен помочь стать тем отцом, которого ты хотел бы иметь. Я могу ошибаться, но это не даёт тебе права радоваться моим ошибкам. Так же, как и мне – твоим. Если я тебя за что-то ругаю и ты считаешь, что это несправедливо – всё равно я твой отец, а ты мой сын. И ты должен дать мне возможность прожить этот опыт, извиниться перед тобой и объяснить, почему это произошло». Такие беседы происходят не часто, но они важны, потому что ставят нас в позицию двустороннего воспитания при жёсткой иерархии «отец – сын».

– А что сын говорит в ответ?

– Он говорит: «Да ладно пап, я всё понял!» Ему скоро девять.

– Вы долго созревали для семейной жизни?

– Я уже годам к тридцати был готов жениться. Ещё три года меня жизнь мотала, я много снимался, была хорошая творческая самореализация,  стали появляться новые возможности. Я понимал, что мне одному уже давно достаточно. Мне нужна была семья, дети. В 33 года я женился, и родился Фёдор.

– Чему Вас учат дети? 

– Тому, что я ещё далёк от идеала. Вскрывают некоторые черты характера, модели поведения, которые ещё подлежат шлифовке. Ни родители, ни друзья, ни коллеги не открыли во мне того, что вскрыли наши дети. И эти экзамены, которые я часто не прохожу, потом пересдаю, позволяют мне расти и заниматься самовоспитанием. Приходится читать книги. Не только классику и современную литературу, но и книги, помогающие мне понять своих детей. И книги, которые надо было прочитать в их возрасте, а я не прочитал. «Тома Сойера», например.  Я раньше только кино смотрел – а с Фёдором взяли и прочли! Потрясающая вещь! Потом мы обсуждали с сыном, почему Гекльберри Финн вернул свою часть клада. Почему один ребёнок радуется миллионам, а другой нет. «Я хочу жить в своей бочке, я эту бочку ни на что не променяю», – говорит Гекльберри Финн. И я понимаю, о чём он! Мне очень хочется, чтобы и Фёдор понял.

– Детям интересно с Вами беседовать?

– Не всегда. Если я говорю больше двух минут – это неинтересно! Надо уметь формулировать свою мысль быстро. Особенно это касается нотаций.

– А если остаётесь один с тремя детьми, можете с ними сладить?

– Всё нормально. Дети становятся ангелами. А как только мама зашла в квартиру – всё, не слушаются. Бабушке вот так оставишь на неделю и приезжаешь в ужасе: вдруг бабушка там не «выжила»?! А бабушка говорит: «Да у вас нормальные дети, всё понимают: сами почистили зубы, душ приняли, расстелили кроватку, заправили, поели». Я раньше не мог поверить бабушке, думал, она нарочно нам так говорит. Потом понял, когда остался с ними один. Дети расслабляются, когда в их орбите находится мама. Мы иногда слишком много берём на себя, детей освобождаем от обязанностей, и они поэтому с нами бывают немножко расхлябанные. Очень важное открытие для меня.

– С девочками Вы ведёте такие же беседы, как с Федей?

– Нет, что вы! Между нами только любовь и нежность. Только колыбельная перед сном. Воспитание дочерей – это совсем другое. То есть медаль-то одна, но стороны разные. Девочек нужно любить, и они должны всегда знать, что отец – их защитник. Очень легко потерять их, если они не видят в тебе защитника. 

Когда они неправы – особенно. Например, Сима что-то натворила и плачет. Я подхожу и говорю ей: «Сима, ты же сама виновата!» А важно не это, а то, что она плачет и хочет, чтобы я её пожалел. От отцов требуется сначала милость: пожалеть, защитить. И только потом, когда успокоится ребёнок, можно обсудить. Когда папа заступается, у девочки формируется доверие к миру.

– Чего мужчина о себе не знает, пока он не стал отцом?

– Великодушен ли он. 

Ольга Тимофеева. Фото из личного архива Андрея Мерзликина