Он из той плеяды выксунских докторов, которые всегда трудятся не ради наград и почестей, а во спасение людей. Трудовой стаж героя нашей статьи – более 50 лет.
Сегодня предлагаем вам беседу с ним о профессии, о ценности жизни и о том, что такое жить с пользой не для себя, а для общества.
– Евгений Евгеньевич, Вы из того поколения докторов, которых отличает самоотверженность и преданность профессии. Эти качества у Вас в крови, в генах. Помню вашу маму, замечательного доктора и прекрасного человека, Галину Алексеевну. Вы с годами даже внешне стали на неё очень похожи.
– Мама всегда была для меня примером. И моё детство выпало на самые трудные годы, военные, когда мама работала начальником госпиталя № 2837 на базе Ближнепесоченского дома отдыха, и я был с ней, как и дети других сотрудников. Видел, как привозили раненых, одних – на операцию, других – на долечивание, третьих – в Горький, в другие госпитали.
Галина Алексеевна – «Заслуженный врач РСФСР». Майор медицинской службы. Награждена орденом Трудового Красного Знамени, медалями, знаком «Отличник здравоохранения». Когда война закончилась, в нашей квартире собирались те, кто, как и мама, трудились в госпиталях, оперировали, лечили. Помню Алексея Романовича Ратюка. Однажды я твёрдо для себя решил, что буду хирургом, как он. Эти медики послевоенной поры были особыми людьми, бесстрашными как на фронте, так и в мирной жизни. Потому и выбрал эту профессию, благо примеры были рядом.
– Итак, Вы посвятили жизнь медицине. Работали хирургом, затем сменили профиль и 50 лет – в патологоанатомическом отделении. Как это произошло и почему?
– Поскольку полвека я отработал (до сих пор тружусь) в патологоанатомическом отделении, то расскажу о том, почему возникла необходимость в нём. До 1972 года его не существовало в Выксе. На полставки по совместительству патологоанатомом работал врач-хирург. После его ухода из жизни мне, хирургу, предложили совместительство по патологической анатомии, согласился.
Через какое-то время в город приехал главный специалист-патологоанатом Горьковской области и рекомендовал создать службу патологической анатомии, потому что остро назрела необходимость не столько во вскрытии умерших, сколько в исследовании биопсийного и операционного материала.
– И для этого необходимо отделение?
– Конечно. Как проходило исследование. Операционный и биопсийный материал посылками отправлял в Горький, в областную больницу им. Семашко. Там проводили исследования, и результаты доставлялись в нашу ЦРБ по почте. Это происходило спустя месяц, два или три. Были случаи, когда выявлялась онкология, а необходимость операции уже отпала. Область настаивала на открытии отделения. Нужен обученный специалист. Мне предложили учиться. Я согласился. Однако не всё так просто!
– Почему? Ведь благое же дело было.
– На первичную специализацию отправляли один раз в год докторов преимущественно из союзных республик. Из России практически невозможно было попасть. К тому же по приказу министерства здравоохранения хирургов и акушеров переводить на другие специальности не разрешалось. Но мир не без добрых людей. Окольными путями в областном отделе здравоохранения с большими трудностями оформили путёвку на учёбу. И с 3 января по 30 апреля 1972 года я проходил специализацию по патологической анатомии в Ленинградском институте усовершенствования врачей.
После окончания явился 3 мая пред очи главного врача ЦРБ, показал свидетельство, она посмотрела и говорит: «Ладно. Идёшь в поликлинику на приём хирургом, а патологоанатом – совместительство». Выходит, кем был – тем останешься. Я возражаю, говорю, что, мол, вы же меня командировали на учёбу. Так я начал работать.
– И что?
– Оформили на должность патологоанатома в Выксунскую ЦРБ. Я много раз выезжал в Горький весной и осенью на рабочее место в патологическое отделение областной больницы им. Семашко, осваивая на практике разные разделы этой науки. Если возникали вопросы, в сложных случаях консультировался с областными коллегами. Результаты исследований мы возвращали в клинические отделения не через несколько месяцев, а через несколько дней.
– Как нашли выход с помещением для отделения?
– Первое время занимали комнату в клинической лаборатории (деревянное здание на территории больничного городка). В ней находились я, лаборант и санитарка. Потом переехали на первый этаж здания СЭС. Когда началось строительство пятиэтажной больницы, то планировалось и для нас отдельно стоящее здание. Но строили по остаточному принципу: как всегда денег не хватало. И колебались: то ли строить, то ли выделить комнаты в пятиэтажке. Но всё-таки начали, и я, как прораб, ходил на все оперативки. У меня был проект, по которому я и заведующая поликлиникой Нина Зубова контролировали выполнение и ход работ.
Когда строители пытались что-то «урезать», обращался за помощью к первому секретарю горкома Петру Ястребкову или к управляющему трестом №10 Соломону Зильбербергу. Они оба были за то, чтобы открыть в городе это отделение. Когда стройку закончили, то по инициативе главного патологоанатома области профессора Натальи Торгушиной и с согласия руководства больницы перед облздравотделом поставили вопрос о создании в Выксе межрайонного патологоанатомического отделения для обслуживания больниц Кулебак, Навашино и р.п. Вознесенское. Оно стало первым в области, нам выделили дополнительный штат, машину «Нива», ставку водителя, и потому мы могли выезжать в эти районы за материалами для исследований.
– Какие изменения в связи с этим произошли в сфере местного здравоохранения?
– Когда начинали работать, то в год проводили одних только послеоперационных исследований 32-35 тысяч. Сейчас 22-24 тысячи. В среднем – около 30 тысяч в год. В отделении два патологоанатома: я и Валерий Журавлёв, который вырос в квалифицированного специалиста. Объём работ большой. Но исследования биопсийного материала несколько сократились: пациенты едут в областные медучреждения или частные клиники на консультации.
– Сколько гистологических стёкол вы посмотрели за 50 лет?
– За один год около 15 тысяч, а всего в итоге – около миллиона. И это только операционный и биопсийный материал. Плюс к этому обязательное исследование поражённых органов всех умерших.
– Для чего нужно исследование органов умерших?
– В отчётах у нас есть графа: совпадение и несовпадение клинического и патологоанатомического диагнозов.
Исследования – это учёба для врачей. При злокачественных опухолях – их верификация, а значит, в зависимости от стадии заболевания врачи рассматривают, правильно ли они назначили лечение. Ведь ещё в древние времена писали: морг – это школа для доктора. Мы являемся помощниками врачей-клиницистов.
Сейчас много разных обследований: КТ, УЗИ, клинические анализы, а наши исследования являются существенным дополнением для правильного клинического диагноза.
Наша специальность нужна, но оснащённость врачами – патологоанатомами в среднем по России – 60%, кроме того – 80% из них – пенсионеры. Лучше дела обстоят в крупных городах, а на периферии – туго.
– А как же молодые специалисты?
– Не идут. Это им не интересно, они выбирают другие специальности.
– Что Вы открыли для себя за все эти годы?
– Люблю работать, вникая в детали, подробности, выискивать причины, отчего и почему так, а не по-другому. Смысл жизни для меня в том, чтобы быть полезным людям. А как иначе – не знаю.
– Спасибо, Евгений Евгеньевич, за Ваше бескорыстие, принципиальность, чуткость, за всю Вашу жизнь во имя спасения людей.
Фото Полины Артамоновой
