Вера Николаевна Матова родилась в 1920 году в Туртапке. Отец с матерью трудились в колхозе, после четвёртого класса туда пришла и Вера. В 11 лет председатель определил её рассыльной. В 15 повысили – официально стала почтальоном.
А было ли детство, интересуюсь. Было, отвечает, Вера Николаевна, только закончилось рано. Мама, не обученная грамоте, считала, что и дочери пора заканчивать «валять дурака», и вместо пятого класса определила на работу.
Жизнь не казалась мёдом. Торговала молоком на рынке: каждая копейка была на счету, ведь ртов дома, помимо Веры, ещё семь. И всё равно хватало время и на «чижика» на улице, и на «классики» во дворе. Бывало, до дыр протирала подошву обуви, прыгая по нарисованным квадратикам. Ох, и доставалось тогда от мамы, ведь эту пару ботинок могли доносить младшие Дуся или Настя. Даже в зрелом возрасте Вера Николаевна, видя на асфальте начерченные классики, брала, да и прыгала. Ругала потом себя, мол, ума нет вовсе, в этаком-то возрасте скакать. Ничего себе! – удивляюсь я. И, представив такую картину, проникаюсь ещё большей теплотой к этому неутомимому человеку.
Все подружки пошли на производство, Вере не хотелось отставать. Тихон Петрович, председатель сельсовета, помог выхлопотать паспорт. Получила «корочки» электросварщика, пришла в вилопрокатный цех ВМЗ. Одну ночную смену запомнила навсегда: в пять утра начальник цеха сообщил: «Товарищи, началась война». Засобиралась на фронт – не пустили: квалифицированные сварщики оказались нужны на производстве.
И всё же в 1942 году по объявлению, напечатанному в «Выксунском рабочем», записалась на курсы водителей. Теорию сдала на отлично, а вот практику в Выксе отработать было не на чем: в Богородске в военной части впервые села за руль грузовика. В том же 1942-м отправилась на фронт. На Украине, на стареньких ГАЗиках с худыми брезентовыми кабинами осваивала вождение прямо у линии огня. Отвозила раненых, продукты, боеприпасы.
«Впервые услышав залпы «Катюши», побежала, куда глаза глядят, – так страшно стало.
А наши солдаты посмеивались в сторонке, мол, ещё необстрелянная ворона»
Впервые услышав залпы «Катюши», побежала, куда глаза глядят, – так страшно стало. А наши солдаты посмеивались в сторонке, мол, ещё необстрелянная ворона. Но пришлось привыкнуть. Скоро появились большущие машины – «Студебеккеры», в которых ноги не доставали до педалей. Так Веру вместе с другими девчонками-водителями назначили связистами на передовую.
Здесь началось страшное: Полину ранило, у Ани оторвало ногу, Шурочку убили, Марусе раздробило спину. Веру Бог миловал, только перепонки в ушах полопались от оглушающих звуков. И так каждый день: оборонялись, наступали, не зная, будешь ли жив через полчаса. Однажды к ней подошёл старшина, статный сибиряк, с парой фотографий. На одном снимке была запечатлена девушка в форме, на другой в гражданке. Скажи, Вера, говорит, – к которой после войны ехать? А та отвечает: «Ещё дожить надо». И по злой иронии судьбы в этот же день старшина погиб…
К душевной боли от потери близких людей присоединился голод: не ели бывало по три-четыре дня. От этого появились серьёзные проблемы с желудком, печенью. Порой, даже подняться сил не было – так скручивало. На перекличке командир возмущался: «Где Вера?». «Лежит, болеет», раздавалось в ответ. «Немедленно в строй!». На жалобы больной, он лишь со смехом рапортовал: «Мужичка тебе надо хорошего!». Но шутки не помогали. В итоге переболела малярией, подхватила тиф. Косы пришлось остричь и носить платок вплоть до дня Победы.
Новость о ней застала в Вене. Людское ликование трудно забыть. На радостях расстреляли все патроны и только кричали «Живы!» Прямо на улице накрывали столы. Один австриец преподнёс солдатам вылитую из карамели Спасскую башню и всё кланялся, кланялся…
Домой попала в конце июля 1945-го. Весь израненный пришёл и папа, но умер через год. Вернулась в вилопрокатный. Так всю жизнь, куда бы она её не забрасывала, в Свердловск ли, Украину, проработала сварщиком. В 2001 году перебралась в Выксу.
Спустя много лет в кинофильме «Пядь земли», Вера Николаевна увидела места, где воевал её полк. Сказать, что были слёзы, значит не сказать ничего. Да и до сих пор по ночам сердце ноет и по подружке Шурочке, и по старшине, который остался холостым, и по молодости, задержавшейся в промозглых окопах. Неоднократно она встречалась с однополчанами, но уже больше ни разу так и не села за руль. Больно.
Фото автора
