Афганская война, даже спустя 27 лет после её окончания, ещё слишком больная тема для общественного обсуждения. Размышляя об итогах военной кампании 1979-1989 гг., нужно учитывать многие нюансы, поскольку здесь тот самый случай, когда грани правды слишком разносторонни. Простой пример. Бывший командующий 40-й армией Борис Громов в своих мемуарах «Ограниченный контингент» в 1994 году писал следующее: «Я глубоко убеждён: не существует оснований для утверждения о том, что 40-я армия потерпела поражение, равно как и о том, что мы одержали военную победу в Афганистане. Советские войска в конце 1979 года беспрепятственно вошли в страну, выполнили – в отличие от американцев во Вьетнаме – свои задачи и организованно вернулись на Родину». Это – точка зрения боевого командира, непосредственного участника афганской войны, а вот другое мнение, противоположное, причём его выразили целый ряд отечественных политиков несколькими годами ранее, до написания книги Громовым. В декабре 1989 г. (то есть через 10 месяцев после окончания афганской войны) II съезд народных депутатов СССР признал грубой политической ошибкой военную кампанию в Афганистане и всецело осудил её. Это решение съезда было зафиксировано в постановлении «О политической оценке решения о вводе советских войск в Афганистан в декабре 1979 года»...
По данным портала rusplt.ru, за время войны 1979-1989 гг. в Афганистане побывало 620 тыс. советских солдат, то есть примерно 3,4% от общего числа молодёжи, подлежащей в 1980-е годы призыву на срочную службу. Франц Клинцевич, лидер Российского союза ветеранов Афганистана, в 2009 году называл ещё большую цифру прошедших через мясорубку той войны – «чуть больше 700 тысяч военнослужащих». Только вдумайтесь: в течение 10 лет в СССР появилось свыше полумиллиона ветеранов боевых действий! Целая армия профессионально обученных молодых людей, которым после демобилизации вновь предстояло привыкать к гражданским реалиям, а впереди их ждала целая жизнь. И у каждого из этих вернувшихся домой солдат – свои мысли, своя правда, своя история.
Личное досье
Фролов Алексей Алексеевич
Родился 3 апреля 1968 года в Выксе.
После окончания школы-восьмилетки в 1983 году поступил на трёхлетнее обучение в ПТУ-2 по профессии «помощник машиниста тепловоза».
В октябре 1986 года был призван на срочную службу в ряды Пограничных войск. После подготовки в учебном центре с марта 1987 года по январь 1989-го служил в составе советского контингента в Афганистане. Принимал участие в выводе войск зимой 1989 года. Награждён медалями «За боевые заслуги», «За отличие в охране государственной границы СССР».
После демобилизации устроился на ВМЗ (в железнодорожный цех), где и трудится в настоящее время мастером пути. В 2006 году окончил Московский государственный университет путей сообщения (МИИТ) по специальности «Строительство транспортных зданий и сооружений, путь и путевое хозяйство».
Женат, двое сыновей.
– Алексей, какова же была истинная цель войны в Афганистане? Что нужно было такой мощнейшей супердержаве, коим считался СССР, от бедной страны в Центральной Азии?
– Главная цель – решение политических задач. Всё остальное было второстепенным.
– Как ветерану боевых действий, следующий вопрос тебе покажется слишком простым, но всё же не могу не спросить. Ответом на этот вопрос в своё время задавались Толстой и Ремарк и ещё множество разных именитых писателей, поэтов и режиссёров. Что такое война?
– Смерть. Разруха. Несчастье.
Афганские будни советских пограничников: офицер инструктирует солдат перед учениями. 1988 г.
– Раз уж упомянул режиссёров... Большинство отечественных фильмов правдиво отражают войну в Афгане? Ведь сценарист в угоду динамичной картинке может кардинально переврать сюжет, возьмём ту же «Девятую роту»...
– Ну более или менее правдоподобно. Трудно судить обо всех фильмах, их много, но для меня самая лучшая лента об афганской войне – это «Охотники за караванами».
– Как развивались события после твоего призыва в армию, что ты в итоге оказался в Афганистане?
– Осенью 1986 года меня призвали из Выксы по комсомольской путёвке в погранвойска. Эта корочка, кстати, у меня до сих пор где-то дома лежит. Тогда в СССР было так заведено: комсомол выдавал членам своей организации документ на стройки или на службу в вооружённых силах. Но льгот эта путёвка, по сути дела, никаких не давала. И в Дзержинске мы с ребятами не на шутку перепугались, когда приехавшие за новобранцами офицеры сплошь были моряками. Ну, думаю, попал на три года. Тогда же на флоте именно столько служили, а в сухопутных войсках – два года. Но, правда, вовремя приехали на дзержинский пункт пограничники и забрали нас. Они не говорили, куда везут, сказали лишь: «Будете загорелыми как шоколадки». Ага, мы на этих пограничников глядим, а они бледные как поганки, словно из погреба вылезли!
В общем, из Дзержинска приехали сначала в Москву, а дальше трое суток катили по железной дороге в Душанбе. В пути «раскрутили» сержанта, который нас сопровождал, и узнали, что попадём на афганскую границу.
– Курс молодого бойца проходил в Душанбе?
– Нет, в Душанбе мы только переночевали, а на следующий день нас посадили в автобусы и повезли через перевал в Московский пограничный отряд. Всё, что связывало этот отряд с Москвой за тысячи километров от столицы – лишь одно название. Так вот, в учебном центре этого погранотряда я обу-чался на миномётчика. Помню, когда мы отслужили три месяца, началось распределение солдат по специальностям. Офицеры спрашивали нас, кто кем хочет стать, какую гражданскую профессию получил до армии, какое образование у родителей и так далее. В итоге я сначала отучился на миномётчика, а когда нас отправили на точку в Янги-Калу, обучался ещё и на «сапог» – так на армейском сленге называется СПГ. В общем, и швец, и жнец, и на дуде игрец.
Учебная тренировка на миномёте калибра 120 мм в присутствии офицеров (А. Фролов – второй справа). 1988 г.
– Афган добавил советским отцам и матерям седых волос на голове, когда их сыновья служили далеко за пределами нашей страны. Родители переживали, мучились от неведения, не спали ночами и глотали упаковками валидол. А ты помнишь, какие слова подбирал для родных, чтоб сообщить им о своей службе в Афганистане?
– Пока я был в армии, не говорил родителям, где был на самом деле. В письмах домой писал, что всё нормально, служу на границе Таджикистана. Не хотел расстраи-вать. О том, что я служил в Афгане, родители узнали позже, после моего дембеля.
– Сильно они потом тебя ругали, что утаил истинное место прохождения службы?
– Нет, главное – пришёл домой живым и здоровым, ну и ладно! (Улыбается)
– Как относились мирные афганские жители к советским военнослужащим, и как вы устанавливали контакты с местными?
– У нас в минбате был таджик, родной дом которого был в 40 километрах от нашего места службы. Для афганцев он, получается, был своим, соседом. Вот этот сослуживец-таджик был у нас переводчиком, он общался с местными на дари, и афганцы к нему доброжелательно относились. Сами-то мы не очень много общались с тамошними жителями, но знаю, что отношение к русским у них было двоякое. Ведь в голову к человеку не залезешь: кто-то из афганцев относился к советским солдатам враждебно, а кто-то радовался нашему приходу и огорчался, когда мы уходили в 1989-м.
Пограничники сортируют снаряды на военном складе (А.Фролов – в центре). 1987 г.
Всякое было. Случалось, что во время прохождения советской колонны через афганские пункты местные жители кирпичами в нас бросали. Направишь на них автомат, припугнёшь – сразу убегали.
Как-то раз мы возвращались в составе колонны через город, и из домов на шум выбежали дети. Как саранча обступили нас, бегут рядом с машинами и кричат: «Сигор бакшиш!» Просят, значит, чтоб сигареты им подарили. Кто-то из наших ребят по доброте душевной кинул в толпу полпачки «смерти на болоте». Подростки как увидели, что им бросили советские сигареты, даже не стали их поднимать и демонстративно вытащили из карманов... «Мальборо»!
А вот ещё одна история из армейских будней. Наш командир очень любил охоту. Он заранее договаривался с царандоем, и потом с ним из одного кишлака ездил охотиться местный мужичок. Этот житель был у нашего командира... э-э... вместо собаки...
– ?!
– Ну, допустим, подстрелят утку, а он плавал по болотам, искал её и потом приносил. Так вот, как-то раз произошёл сильный обстрел местности, и этому мужичку осколком оторвало руку. Уж не знаю, как там всё вышло – то ли он в составе местных ополченцев нам помогал, то ли наши подразделения, наоборот, оказывали им поддержку в ходе какой-то операции, не в этом суть. Когда этот местный житель выздоровел и наша колонна проезжала через его кишлак, он каждый раз выходил из дома и приветливо махал нам здоровой рукой. Стоял и улыбался. То есть обиды на нас никакой не было, отношение к русским у него даже после сильного увечья не изменилось.
Или вот ещё случай. Под самый конец моей службы, аккурат перед выводом наших войск из Афгана, приехали мы в какой-то кишлак к местному командиру. Картинка такая: стоит здоровенная крепость, в ней живёт местный военачальник, на входе – афганский солдат, и рядом тащится по дороге колонна ишаков с вениками. Ну обычные такие веники, которыми подметают. Наш лейтенант увидел это, загорелся и говорит таджику-переводчику: «Блин, нам тоже веник нужен! Сходи, договорись!» Таджик переводит слова офицера местному солдату. Тот выслушал, побежал к продавцам, купил два веника и принёс нам. Мы протягиваем деньги, а солдат руками машет, отнекивается – мол, денег не возьму, это подарок. И вдруг, совершенно неожиданно, он начал проситься жить в Союзе! И моя родня, говорит, вся готова тоже переехать в СССР. Наш лейтенант объясняет: решить такой вопрос – не в его силах, тут надо в посольство обращаться. Не знаю, чем потом дело закончилось, но эта история – ещё один пример, насколько разным было отношение к нашим военнослужащим.
– Чем в основном занималось местное население? На первом плане сельское хозяйство?
– Да, скотоводство и выращивание пшеницы – это основные их занятия.
– А в том районе, где ты служил, хоть какие-то промышленные предприятия были?
– Не было там никакой промышленности. От моей точки до границы СССР была ровная «зелёнка», а уже в глубь Афгана – сплошные горы. Весной близлежащие предгорья были везде распаханы местными крестьянами под посевы, но перед земельными работами повсюду в округе сначала расцветали маки. О, это было нечто! Та-акая красотища повсюду весной – всё красным-красно! Сказочный вид!
«На этом фото 1988 года я стою после тренировки вместе с сослуживцем чувашом Женей Уткиным (он на снимке слева). Задорный был парень, мы вместе всю службу прошли. Рядом с нашей точкой находилась высокая гора, туда обычно отправляли в качестве прикрытия всех проштрафившихся. И вот Женька в своё время попал на эту гору за то, что слишком много неудобных вопросов офицерам задавал, а они этого не любят...» (А. Фролов)
– Часто у вас были выезды?
– Как поступит команда и если позволяла погода. То есть никаких графиков не существовало. Мы доезжали до границы, встречали там колонну, которая шла из отряда, и сопровождали её к месту назначения. Самая дальняя точка, если мне память не изменяет, была в районе Чах-Аба. Что из себя представляла колонна? Это охраняемый караван военной техники, который привозил всё самое необходимое на ближайшие девять советских военных точек. Везли и дрова, и уголь, и боеприпасы, всего не перечислишь...
– Обстрелы противником во время следования часто были?
– При мне – ни разу, но однаждыво время выезда был обстрел откуда-то издалека. Честно говоря, я и не видел, откуда начали стрелять; как только услышал звуки стрельбы, сразу юркнул под «броню». Отстреливались из миномёта, автоматов. Когда всё стихло, вышли из укрытия и нашли возле одного «броника» осколки гранатомётного снаряда – вот чем по нам лупили. Но этот обстрел, повторю, был на выезде, а не при сопровождении колонны.
– А насколько далеко приходилось выезжать от вашей стационарной точки?
– Самое дальнее место, куда мы выезжали, – район Северного Кундуза. Это примерно в 110 километрах от нашей точки. Мы тогда, в 1989 году, оттуда сопровождали нашу колонну с военнослужащими во время вывода войск.
– Вот мы и добрались до темы вывода советского контингента из Афганистана. Как это происходило в общих словах?
– Если вкратце – вывод наших войск был чётко организован. Вот, например, один из эпизодов, в котором я сам участвовал. Наше подразделение прибыло в Северный Кундуз, туда же приехала колонна, которую мы потом взяли в блок, то есть под охрану. Колонна разгрузилась, одни машины уезжали, прибывали другие. Солдаты садились в машины и отправлялись потом в сторону Термеза по асфальту. Но это на словах я так скоро рассказал, а в жизни, конечно, всё растягивалось на долгие часы.
– А наша инфраструктура в Афганистане – что стало потом со всеми военными зданиями и коммуникациями после вывода советских войск?
– В некоторых местах и забирать-то особо было нечего. Например, нашу точку в своё время мы, солдаты, сами полностью возводили из того, что было под рукой. Летом в Афгане наметало огромное количество пыли – до 40 см в высоту! Вот берёшь эту пыль, смешиваешь с водой и соломой, сушишь – и получаются кирпичи.
– Даже не обжигали их?
– Они и на солнце хорошо сохли. Но таким способом мы строили только гаражи, а казармы – самые обычные военные строения – к моему приезду уже были на точке. Единственное, что мы забирали в процессе вывода – это солдатские кровати, всё остальное оставалось там...
– Действительно ли всё было спокойно во время вывода наших войск в феврале 1989 года, как тогда сообщали газеты и телевидение? Обстрелов или каких-нибудь провокаций не было?
– Без происшествий. Во время вывода у нашего командования была договорённость с местными афганскими командирами, чтобы не было никаких обстрелов. Просто скорейший уход нашего контингента из Афганистана на тот момент устраивал всех...
Пояснения к терминам и географическим названиям, которые встречаются в интервью:
«Охотники за караванами» – украинский мини-сериал, снятый в 2010 г. В основе сценария – эпизод афганской войны 1986 года, когда у местных моджахедов появились переносные американские зенитные комплексы «Стингер», с помощью которых планировалось нарушить беспрекословное господство в воздухе советской авиации.
Точка (арм.) – в данном случае имеется в виду специальная военная зона у границы или территории, где полностью или частично ограничены передвижение людей и их хозяйственная деятельность.
Янги-Кала – афганский кишлак, один из 17 районов провинции Тахар на северо-востоке страны.
Минбат (арм.) – миномётный батальон.
Дари – один из двух государственных языков Афганистана. По примерным подсчётам общее число говорящих на дари – около 15 млн человек. Распространён в центральных и северных провинциях Афганистана, а также в Иране и Пакистане.
«Смерть на болоте» – простонародное название крепких советских сигарет «Охотничьи».
Царандой – органы и войска Министерства внутренних дел Афганистана в период с 1978 по 1992 гг., структурно скопировавшие организационную модель советской милиции.
«Зелёнка» (арм.) – местность, покрытая растительностью.
Чах-Аб (Чахи-Аб) – крупный кишлак в афганской провинции Тахар, где была расположена точка базирования советского контингента войск. Во время афганской войны Чах-Аб входил в северо-восточную территориальную зону советских войсковых операций.
СПГ – советский станковый противотанковый гранатомёт калибра 73 мм, находящийся на вооружении нашей армии с 1963 г. В расчёт гранатомёта входят четыре человека: командир орудия, наводчик, подносчик и заряжающий.
«Броня» (арм.) – военная техника, оснащённая металлической защитной обшивкой. Под термином «броня» подразумеваются бронетранспортёр, танк, боевая машина пехоты и т.д.
Кундуз – провинция на северо-востоке Афганистана, которая поделена на семь районов. Административный центр данной провинции находится в одноимённом городе Кундузе (север Афганистана). Во время войны Кундуз из-за своего близкого расположения к границе СССР считался важной стратегической точкой для советского контингента войск.
Термез – самый южный город Узбекистана с численностью 136,2 тыс. жителей (по состоянию на 1 января 2014 г.).
Фото автора и из личного архива Алексея Фролова
