В современной физике существует такое понятие, как «условное топливо». Если не вдаваться в научные дебри, то эту единицу учёта можно представить в виде показателя полезного действия органического вещества (древесины, каменного угля и т. д.) при сгорании. Всё просто, согласитесь. Такой же незатейливой является и теоретическая формула идеального топлива: минимальное количество материала и затрат, но при этом – получение наибольшего объёма тепловой энергии. Так вот, в переводе на условное топливо запасы самого обычного болотного торфа на территории РФ в данный момент составляют свыше 61 млрд тонн, что превышает совокупные «тепловые» данные отечественных нефтяных и газовых резервов!
Увы, роль торфа в нынешнем топливно-энергетическом комплексе России ничтожно мала – около 1%, однако в задачи хозяйственно-экономической стратегии развития-2030 входит увеличение этого показателя в отдельных регионах до 8-10%. Почему в настоящее время данный вид горючего у нас не используется так же широко, как, скажем, мазут или сжиженные углеводородные газы? Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к истории.
Работницы карьера на разделочной линии прессованного торфа (ориентировочные дата и место съёмки – конец 1940-х – начало 1950-х, Чистое болото)
Торфодобыче – быть!
В Советском Союзе (вплоть до самого распада) торфу находилось применение в разных отраслях промышленности. К примеру, динамика торфяного потребления в РСФСР росла как на дрожжах: в 1950 году – 10 млн тонн, в 1955-м – 22 млн тонн, в 1975-м – 170 млн тонн, а к 1990 году составляла 190 млн тонн! Однако в первые послевоенные десятилетия, когда были разведаны обширные газовые и нефтяные скважины и проложены многокилометровые линии межсоюзных и трансконтинентальных трубопроводов, заводы и фабрики нашей страны массово перевооружались для использования новых энергоносителей. Наверху посчитали, что торф – устаревшее топливо, то ли дело нефть и газ, столь нужные Европе. Добыча «чёрного золота» – удовольствие не из дешёвых, но СССР в условиях мирового энергетического кризиса 1970-х быстро пробился на рынок со своими нефтепродуктами, природным газом и сырой нефтью. Объёмы отечественных поставок росли с каждым годом. Как итог – к концу брежневской эпохи правления экономика страны плотно подсела на нефтяную «иглу».
…Все знают, что торф – это распространённое рыхлое ископаемое, которое с равным успехом можно использовать в различных сферах народного хозяйства, в том числе и в аграрном секторе. Об удивительных свойствах этого материала наши предки знали издавна. Например, ещё в I веке нашей эры древнеримский писатель Плиний Старший описывал «возгораемую землю», на которой некоторые племена готовили себе пищу.
Однако даже в средневековой Европе торф оставался практически незадействованным из-за слабого развития технологических процессов. Да и в России дело с мёртвой точки сдвинулось лишь в эпоху правления царя-реформатора Петра Первого, который приказал начать торфодобычу в Воронеже и на территории современной Ростовской области. Спустя несколько десятилетий в Российской империи с грехом пополам наладили использование торфяного кокса для горно-рудной промышленности и в качестве источника осветительного газа. В 1839 году в Москве было зарегистрировано «Товарищество для разработки торфа», а спустя 12 лет там же был основан государственный комитет, курирующий добычу и потребление упомянутой горючей породы. Но всё же тотальная разработка торфяных месторождений в нашей стране началась только во второй половине XIX столетия. В эпоху паровых машин учёные стали более детально изучать свойства различных органических видов топлива и быстро выяснили, что торф образуется при перегнивании растений на болотах, при этом сами болота по своим характеристикам разделили на три основные категории: низинные, переходные и верховые. И вот тут начинается самое интересное. Низинные болота подпитываются грунтовыми водами, а потому влагосодержащий торф, залегающий на таких участках, лучше всего подходит в качестве удобрения для полей, но не для сжигания. А вот верховые болота подпитывались водой исключительно в виде природных осадков, именно там и были обнаружены прекрасные (с точки зрения энергетиков) торфяные залежи. Суть в том, что проникающие в почву снег и дождь не содержат минеральных солей, а значит, при сгорании такого биотоплива в печах будет оставаться мало золы. Кроме того, торф горит в 2-4 раза дольше, чем дрова, но при этом обладает постоянной температурой горения на каждом этапе. И поэтому в конце XIX века, когда наша тяжёлая промышленность совершила качественный переход на новый уровень, во многих российских губерниях был дан старт масштабным работам по осушению болот и разработке карьеров…
Простейшее средство механизации на одном из выксунских торфокарьеров – канатный транспортёр для перемещения брикетов (примерное время съёмки – конец 1940-х – начало 1950-х годов)
Особенности местного производства
А теперь перенесёмся в наш округ с давними металлургическими традициями и зададимся вопросом: почему в заводской империи всемогущих братьев Баташевых не использовали торф в качестве топлива, разве это горючее вещество не является достойной альтернативой древесному углю? Конечно, наивно полагать, что магнаты ничего не знали о свойствах органических пород, но всё тогда упиралось в техническое состояние печей, сложные условия разработки карьеров и доставки продукции. Первые сведения о применении торфа на выксунских заводах встречаются лишь в конце 1830-х годов, когда в индустрии Дмитрия Шепелева (был женат на внучке Ивана Баташева) стали появляться паровые механизмы.
Однако главным событием, определившим на долгие годы вперёд широкое потребление торфа в Выксунском уезде (районе), следует считать запуск мартеновского производства стали в 1892 году. После этой маленькой промышленной революции стало возможным применение торфяной массы в качестве источника генераторного газа (главного вида топлива металлургических печей нового образца).
«В конце XIX века активно разрабатывались новые месторождения: на Козьем болоте (около посёлка Унора и деревни Осиповки), 25-го болота (в направлении к кулебакскому селу Саваслейке) и в „треугольнике“ Борковка-Антоповка-Грязная, – писала в своей работе «Торф Выксунского района. Добыча и использование» краевед Надежда Алексеевна Князева. – Образованный в Выксе в 1920 году Приокский горный округ развернул масштабную добычу торфа на Пятницком (в двух километрах от деревни Липни) и Мещерском (в восьми километрах от Кулебак) болотах. В 1928 году торфодобыча шла на площади 16 950 га, осваивались новые месторождения в селе Семилове и в посёлках Внутреннем и Каменном Шолохе, на Некрасовском и Чистом болотах… Проводилась массовая культурно-просветительская работа по линии ликбеза, комсомольских и партийных организаций. Жизнь в посёлках кипела…»
Вот простой пример из довоенного периода, наглядно показывающий, насколько благоприятно промышленная добыча торфа влияла на социальное развитие района. Посёлок Каменный Шолох, расположенный в лесной глуши в 34 километрах к юго-западу от города, с момента своего основания был одним из самых оснащённых в плане бытового обслуживания. Здесь имелись магазин, школа-четырёхлетка, фельдшерско-акушерский пункт со стационаром на шесть койко-мест, клуб, столовая, баня и… списанный паровоз, используемый в качестве генератора тока. Свет, правда, включали после захода солнца на несколько часов, но тут следует напомнить, что электричество в большинстве выксунских деревень и посёлков появилось только в 1950-1960-х годах. А тут, в бараках шолоховских рабочих, в самый разгар коллективизации под потолком висело настоящее достижение научной мысли – «лампочка Ильича»!
И если ещё учесть, что в 1930-1950-е годы приезжим семьям в Каменном Шолохе выделяли отдельные комнаты в деревянных двухэтажных домах барачного типа, то можно смело утверждать: обитатели посёлка абсолютно не чувствовали отдаления от цивилизации. Соцпаёк, работа рядом с домом, достойная зарплата – ну не сказка ли?
Трудились в Каменном Шолохе ударно. Например, 5 августа 1940 года местные рабочие рапортовали о выполнении плана по добыче торфа на 15 дней раньше срока (сезон открывался, как правило, с середины апреля и продолжался до сентября-октября). Однако несмотря на ударный труд шолоховцев, всё же главным районным рекордсменом в том году стала бригада товарища Сургаева (Каленовское болото), досрочно выполнившая сразу три сезонных задания. Карьерщики постоянно совершенствовали способы добычи торфа, зачастую перевыполняя норму на 170-200%. За результат тогда спрашивали строго. Могли наказать рублём или «пропесочить» в местных СМИ, а газетная критика в те времена иногда могла запросто перерасти в уголовное дело. Вот, к примеру, не самая жёсткая заметка в «Выксунском рабочем» от 23 мая 1935 года: «Систематически не выполняют план выксунские торфоразработчики. За четвёртую пятидневку мая машиноформовочного торфа добыто 1 978 кубометров, или 72,1% от намеченного задания. План по добыче гидроэлеваторного торфа также не выполняется. С начала сезона план выполнен лишь на 80,5%. Отмечены многочисленные случаи простоев оборудования и рабочей силы».
В 30-е годы прошлого столетия роль автомобильного транспорта в перевозке дров и торфа была второстепенной, львиную долю грузов для нужд выксунских предприятий в то время доставляли по узкоколейке. Однако после войны местная логистика постепенно переходила на новый уровень, и количество грузовиков на участках погрузки-выгрузки торфяных брикетов возрастало с каждым годом
Каков промысел, такова и добыча
Изначально в советские годы на выксунских карьерах использовали громоздкие багерные установки для переработки торфа. Представьте себе стационарную махину размером с обычный дом, сбоку у которой находился ленточный конвейер (ковшо́вые механизмы на подобных установках появились лишь после войны). Рабочие с лопатами располагались около карьерного бассейна и непрерывно закидывали на ленту сырец. По воспоминаниям торфоразработчиков, «к концу 8-часовой смены руки просто отваливались». Это был изматывающий и монотонный труд, а работали в 20-50-е годы прошлого столетия, к слову, шесть дней в неделю (кроме воскресенья). Но всё равно – многие колхозники в ту пору мечтали завербоваться на болота. Трудившиеся на карьерах деревенские девушки зачастую становились главными добытчиками денег в своих семьях. Анна Васильевна Каверина (1933-2020; в девичестве Орехова), бывшая жительница Шарнавки (вымершая деревня в 44 км к юго-востоку от Выксы), вспоминала о тяжёлых буднях на торфянике:
– Первый раз я попала добывать торф, когда мне и шестнадцати лет ещё не было. Сначала работала на Поперечном, потом на Некрасовском болоте. Целый день в карьерах лопатами ухали, придёшь в 11 вечера, умоешься – и спать. Но там всё-таки платили, а в деревнях тогда за «палочки» спину гнули. От лесоторфоуправления выдавали одну пару лаптей на неделю, даже после войны в них работали. Пробегаешь целый день по шпалам, толкая вагонетку с торфом, смотришь – а лапоть уже «расцвёл», развалился. И как быть? Помню, за речкой жил какой-то старичок, он умел лапти плести. Вот у него и покупали обувку, на какое-то время хватало…
Снятие верхнего пласта почвы при помощи
специального тракторного прицепа на одном из выксунских карьеров (ориентировочная
дата съёмки – середина 1950-х)
Если в 1930-е годы для мартеновских печей Выксунского металлургического завода ежедневно требовалось около 30-35 вагонов торфа в сутки, то с началом Великой Отечественной войны количество ежедневно потребляемого горючего возросло до 40 вагонов. Средняя грузоподъёмность узкоколейной единицы для перевозки торфа составляла 8-9 тонн, вот и считайте, сколько «болотного топлива» поступало за 24 часа…
Забытый ныне факт: в 1944 году на границе Выксунского района с Рязанской областью было построено четыре барака, в которых проживало несколько сотен захваченных коллаборационистов. Эти изменники Родины трудились на наших торфокарьерах и лесозаготовках, а спустя два года их сменили военнопленные вермахта.
Жизнь и работа на торфяниках навсегда оставили яркий след в людской памяти. 74-летний уроженец Поперечного Юрий Леонидович Седов так вспоминает свои детские годы в посёлке:
– Моя мама Федосья Васильевна числилась десятницей, старшей в группе рабочих. Зимой она вербовала на работу девушек из ближайших сёл и деревень – Сноведи, Норковки, Круглова, Нижней Вереи. Мужчин на карьере было мало, они в основном трудились слесарями или машинистами. Багер работал на дровах, по конвейеру торф попадал в бункер машины, затем выходил в виде длинной ленты, и женщины рубили эту «колбасу» на брикеты. В посёлке также имелась баня, помывочный день – раз в неделю. Но после каждой смены, конечно, надо было привести себя в порядок, поэтому около барака под навесом висело несколько умывальников. Работа на торфяниках была тяжёлой, но девушки никогда не унывали. Вечером придут уставшие, умоются и вроде уже готовятся ко сну. Но как только гармошка заиграет, так песни и пляски до самой ночи продолжались! В 1956-1957 годах в Поперечный стали завозить новую технику, и производство значительно упростилось. Для добычи торфа уже требовалось гораздо меньше людей, жизнь в посёлке стала угасать...
Середина-конец 1950-х годов. Работница карьера перевозит спрессованные брикеты к сушильному складу. На заднем плане отчётливо видна ковшовая багерная машина для добычи торфа
Промышленную разработку местных болот резко свернули в начале 1960-х годов. ВМЗ – главный потребитель торфа в нашем районе – в 1961 году сначала перешёл на использование мазута, а двумя годами позднее на заводе была запущена линия газопровода. Как итог – все карьеры массово закрывались, а большинство населённых пунктов, построенных в советское время исключительно для производственных потребностей, обезлюдели. В частности, расположенный на юго-западе Выксунского района посёлок Указки превратился в урочище в 1963 году, некогда большой и развитый посёлок Дедовское сгорел в 1972 году в результате мощного лесного пожара, упомянутый Каменный Шолох протянул до начала 1980-х. Правда, были и счастливые исключения: например, посёлок Внутренний (38 км к юго-западу от города) существует до сих пор. Кстати, одноимённое болото рядом с этим населённым пунктом и поныне хранит в своих недрах свыше 5,5 млн тонн торфа (данные 2000-х годов). Ещё около 600 тысяч тонн горючего топлива содержит Ховерское болото, 250 тысяч тонн составляют запасы вблизи Семилова, почти 500 тысяч тонн осталось на Каменном Шолохе и Глухарином болоте…
Между тем в Калининградской области, по сообщениям портала «Экспортёры России», по-прежнему успешно ведётся карьерная добыча. К примеру, в 2018 году местные промышленники продали почти 90 тысяч тонн торфа в девять стран (Казахстан, Германия, Бельгия, Польша и т. д.), выручив в общей сложности 6,8 млн долларов!
Нижегородская область могла бы занять лидирующие позиции в списке субъектов РФ, экспортирующих торф, благо залежей в нашем регионе даже больше, чем в том же Калининграде (493 млн тонн против 309 млн тонн, данные НП «Росторф», 2014 г.). К тому же торф – быстро возобновляемый ресурс, ежегодный прирост этого ископаемого в нашей стране фиксируется на уровне 250-280 млн тонн. Да, придётся полностью просчитывать экономическую модель, закупать спецтехнику, находить каналы для поставок, но на Руси никогда не переводились деловые люди, а на кону в перспективе – создание новых рабочих мест и пополнение областного и местного бюджетов.
Конец 1940-х – начало 1950-х годов. На снимке женщины-«торфушки» запечатлены во время ручной укладки сформованных брикетов. Это была нудная и физически изматывающая работа, но именно благодаря ручному труду сохранялась возможность транспортировки брикетированного торфа в пригодном виде. Дело в том, что требования технологического процесса того времени чётко устанавливали порядок просушки только что добытого сырца: его нужно было сразу складировать особым образом. Неправильные условия хранения брикетов гарантированно приводили к повышенной крошимости материала и, как следствие, к ощутимым потерям во время перевозки
В мае 1923 года рабочий коллектив Ляпинских карьеров Ярославской губернии присвоил тяжело больному В. И. Ленину звание почётного торфяника, заодно переименовав местные разрабатываемые участки в честь лидера большевиков.
Фото из личного архива Всеволода Алешкова
