Любил гонять в футбол, хорошо учился, много читал и в то же время умел найти общий язык со школьными хулиганами. Никто и предположить не мог, что из этого обычного мальчика вырастет человек, который будет отвечать – ни много ни мало – за всю информационную политику Русской Православной Церкви. Его рабочий день расписан по минутам и длится с раннего утра до позднего вечера. А дома – трое чудесных ребятишек. Председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Русской Православной Церкви Владимир Легойда рассказал нам о своём детстве, об уроках, полученных от отца, и об осознании собственного отцовства.
Для справки. Владимир Легойда – церковный и общественный дея-тель, журналист, педагог, специалист в области культурологии, политологии, религиоведения, профессор кафедры мировой литературы и культуры МГИМО, один из создателей и главный редактор журнала «Фома», председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Московского Патриархата. Родился 8 августа 1973 года. В 1996 году с отличием окончил факультет международной информации МГИМО (У) МИД России. В 2000 году защитил диссертацию на соискание учёной степени кандидата политических наук. В 2005 году ему присвоено учёное звание доцента. Женат, трое детей: Лиза (2008 г.р.), Аня (2010 г.р.), Рома (2012 г.р.). Автор трёх публицистических книг, многочисленных научных и научно-популярных статей и трогательных записок о жизни своих детей.
– Вы росли в дружной семье?
– Да. Родители для меня – это такой безусловный пример любви. Часто люди путают любовь с влюблённостью. Влюблённость – это хорошее чувство, возникающее в начале отношений, и оно может либо перерасти в любовь, либо нет. Мои родители мечтали о детях, нянчились с малышами друзей, но сами прожили без детей 16 лет. И это никак не поколебало их отношений. В декабре папе исполнилось 82, маме – по-прежнему 18, и они очень трогательно друг к другу относятся. Это не значит, что у нас была какая-то нереально идеальная семья. Всякое бывало: сложности, ссоры и прочее, но мы жили в атмосфере любви.
– Наверное, как и во многих других семьях, Вашим воспитанием в основном занималась мама?
– В основном, да. А папа… Папа был такой фантастический коммуникатор. Он брал меня с собой в машину, я с ним очень много ездил по разным делам и видел, как он общается. Может быть, вот откуда у меня основы дипломатических навыков общения.
– Ваш отец работал в милиции. Каково это, когда папа – милиционер? Мечтали пойти по его стопам?
– Я больше хотел стать разведчиком. Примерно так и получилось. (Смеётся). А отцом я гордился не потому, что он милиционер, а потому, что папа – это было что-то особое. Ну… с ним праздник был какой-то всегда. Куда-то поедем: на лыжах кататься, проводы русской зимы устраивать, на лошадях с санями… Он охотник и рыболов, мог из леса что-то интересное принести.
– У Вас младшая сестра. Наверное, приходилось о ней заботиться?
– У нас есть такая семейная шутка: я говорю про свою сестру, что это человек, лишивший меня детства. В год и четыре месяца мне сказали: «Ты уже большой!». Я даже раньше стал «взрослым», потому что мама была беременна и все мои «хочу на ручки» пришлось отставить. Но я что-то не припомню, чтобы приходилось как-то о ней сильно заботиться, когда она родилась. Вот потом, когда она в школу пошла, я уже был таким записным отличником и пытался ей помогать. Но поскольку для школьного учителя у меня не хватает одной из базовых характеристик – терпения, мои объяснения всегда плохо заканчивались. Для сестры.
– У Вас счастливая семья?
– У меня нет ни одного основания, чтобы ответить отрицательно. Но понятие счастья – оно такое размытое. Я долгое время вообще это понятие не принимал, мне казалось, оно всё приземляет как-то, занижает. Счастье – это все живы-здоровы, много денег, отдых, веселье и прочее. А потом я обратил внимание на то, что в русском переводе Библии нет призыва «будьте счастливы», а там сказано «всегда радуйтесь». И у нас, безусловно, радостная семья.
Один из вариантов перевода греческого слова «блаженный» – «счастливый», и получается, что все критерии счастья даны в Нагорной проповеди: блаженны нищие духом… До этих высоких критериев мы не дотягиваем, но в нашей семье присутствуют и радость, и любовь.
– А как Вы поняли, что перед Вами именно Ваш человек?
– Как-то очень быстро. Настя три года писала для журнала «Фома», я знал, что у нас есть такой автор, но мы никогда не встречались. Однажды я просто шёл по редакции, смотрю: сидит девушка, печатает. Я спросил у своего коллеги и друга, кто это. Он удивился: «Это Настя Верина, ты не знаешь что ли?» Я сразу пригласил её – срочно «обсуждать материал».
– Ваша супруга не работает?
– По профессии она преподаватель японского языка, но с момента рождения Лизы она пока не выходила на работу.
– Каково ей сидеть дома?
– Вот как мамины заботы можно назвать словом «сидеть»? Я думаю, ей, конечно, непросто, но это не та тяжесть, которая приводит к разговорам типа «ой, я деградирую, срочно нужно выходить на работу!» Во-первых, ей скучать некогда, во-вторых, с этими, как я их называю, «тремя поросятами», правда интересно. А в-третьих, она читает, иногда пишет сама, у неё есть круг своих интересов и друзей.
– Получается, у неё за годы родительства мало что меняется, только детей становится больше. А вот у Вас как раз произошли серьёзные перемены: были завкафедрой и главным редактором журнала – стали Председателем Синодального информационного отдела. Как это повлияло на Ваше отцовство?
– Ну как повлияло? Старшую Лизу, когда она маленькая была, я часто купал сам. Среднюю Аньку – всего несколько раз, а Рому – почти никогда. Потому что Лиза родилась раньше, чем произошли перемены на работе, ещё в прошлой жизни.
– То есть главное отличие – нехватка времени?
– Безусловно, стало меньше времени, но дело даже не в этом. Когда меня назначили, я разговаривал со Святейшим Патриархом, советовался, и он сказал, что надо выполнять свою работу «с пониманием высокой ответственности за каждое сказанное слово». Конечно, просто так болтать языком никогда не нужно, и евангельский принцип говорит о том, что за каждое праздное слово человек даст ответ. Но мы понимаем, что есть разные уровни ответственности. А когда любое твоё слово может быть интерпретировано как позиция Церкви, то тут 10 раз подумаешь, как сформулировать ту или иную фразу.
– Не получилось ли, что Ваша профессиональная деятельность отняла Вас у семьи?
– Знаете, это вопрос в плоскости: что важнее – семья или работа? Я считаю, это неправильный вопрос – их нельзя сравнивать, взвешивать на одних весах. Семья – это жизнь. Работа – это работа, служение. Мне в жизни повезло: я никогда не занимался тем, что мне неинтересно. Я знаю, некоторые люди ищут себя до 40 лет, некоторые – всю жизнь. У меня такого не было. По окончании института у меня сформировалась четкая позиция: хочу преподавать. И я остался преподавать. Мне нравилось делать журнал. Я и сейчас работаю по профессии, которая мне интересна. Это не моя заслуга, это такой подарок Небес, что у меня не такая работа, где «папа просто зарабатывает деньги». И для семьи это тоже важно, это создаёт определённую атмосферу.
– А Вы успеваете с детьми общаться?
– Как-то в одной умной книжке или статье про воспитание я прочитал, что вообще важно не сколько ты времени проводишь с детьми, а как ты его проводишь. Поэтому я перестал беспокоиться по поводу количества часов.
– Сейчас дети маленькие, они в основном знания о мире черпают от Вас. Но дальше по жизни они с разными вещами будут сталкиваться…
– Сейчас у моих детей важнейшее время, когда можно учить их своим примером, что-то объяснять, пользуясь своим авторитетом. Потому что когда они вступят в возраст средней школы, у них появятся другие авторитеты, какими они будут, мы не знаем. И дай нам Бог остаться наряду с ними. Я пока думаю об этом с трепетом.
Недавно говорил с одним своим другом, у которого уже взрослая дочь. Он сказал: «Понятно, что, как все дети, она проходила через разные периоды. Но у меня была одна установка – всегда быть рядом. Никогда у нас не было такого: «Как ты могла?!» Она знала: что бы ни произошло, она может придти к папе». Это не значит, что ему всё нравилось и он всему поддакивал. Но он в любых ситуациях сохранял близость с дочерью.
Цель понятна, а как её достичь – Бог знает. Это же нельзя как-то алгоритмизировать, это не то же самое, что «пейте овсяный отвар – и желудок будет здоровым». Даже такие алгоритмы не всегда срабатывают. А тут всё сложнее. Это такие хрупкие отношения, которые сложились и дальше как-то будут развиваться. Время покажет, как…
Блиц
– Кто в доме хозяин?
– Любовь. Которая есть Бог. Бог есть Любовь.
– Отцовство – это…
– Самое главное в жизни мужчины.
– Каким должен быть настоящий мужчина?
– Настоящий мужчина должен быть добрым, умным, сильным, как обычно говорят. И он должен быть рядом со своей семьёй.
– Настоящий муж?
– Настоящий муж – это настоя-щий мужчина.
– Настоящий отец?
– Странно, если настоящий отец не настоящий муж и не настоящий мужчина. Но я думаю, что здесь ещё одно ключевое качество – это ответственность. Потому что дети смот-рят на отца и делают, как он.
– Что самое важное Вы бы хотели донести до своих детей?
– Что-то главное… Про любовь, я думаю…
Александра Оболонкова. Фото из семейного архива Владимира Легойды
