Воевать будем столько, сколько нужно

visibility
О СВО, штурмовых бригадах, гуманитарной помощи и о том, когда закончатся боевые действия

…Он приехал в город на лечение после ранения. «Вот бы встретиться с ним и поговорить о том, как там, на СВО? Узнать не из скупых сводок информационных сообщений, а от того, кто находится на передовой». Эти мысли показались шальными, а затея – неисполнимой.  Но… 

Говорят, что если что-то сильно захотеть, то желание сбудется. В разговоре с теми, кто ездит в зону специальной военной операции, узнала, что один из бойцов находится на лечении в Выксе. Звоню. Представляюсь, предлагаю взять интервью для газеты. В ответ: «Да, конечно!».

О первых шагах и служебных буднях

В назначенное время я уже ждала его в редакции. Но он сообщил, что задерживается.  Перезванивал несколько раз.  И когда сказал, что вот-вот появится, вышла его встретить. Вглядывалась в проезжающие машины. И вдруг: у школы разворачивается мотоцикл чёрного цвета с надписью «Honda». Останавливается. С него легко спрыгивает молодой человек в чёрно-белом и идёт в мою сторону.  Среднего роста, поджарый, улыбается. «Это он!» – пронеслось в голове.

«Он» оказался человеком общительным, и сразу создалось впечатление, что мы давно знакомы. Наша беседа проходила не столько в форме интервью, сколько в форме разговора двух людей о том, «как, почему, когда и зачем».

– Когда Вы решили, что Вам пора на фронт?

– Когда понял, что на СВО дела идут не так, как мы надеялись. Сказал себе: «Пора!» Собрал рюкзак и пошёл. 

– В военкомат?

– Нет, в добровольческий корпус. Долг каждого мужчины – быть защитником своей Родины, вот и пошёл добровольцем.   

– А подготовка была для этого? 

– Занимался боксом, кикбоксингом, единоборствами, чтобы стать сильным, выносливым, быть в форме. Прошёл специальную подготовку прямо на передовой.

– Сколько по времени Вы на СВО?

– Уже год. Два ранения. Служу. Приехал на реабилитацию после второго ранения. Заканчивается мой второй контракт, но я буду заключать и третий, и четвёртый. Сколько понадобится, столько и будем воевать, защищать интересы страны и жителей Донецка, Луганска…

– Вы командир штурмовой роты. Расскажите, как идёт служба.

– Мы всегда на передовых участках, в самых горячих точках. У меня кроме командирских обязанностей есть и другие. Я замкомандира батальона по воспитательной работе, инструктирую вновь прибывающих. Если надо, выезжаю в расположение воинской части, выстраиваю методику занятий по определённым специальностям.  По совместительству –командир бронегруппы и т.д.

– В вашей бригаде есть своя артиллерия?

– Да, обязательно. Например, наша разведка засекла цель. Рядом со мной в штабе – начальник артиллерии, начальник разведки, командир батальона. Мы в одной точке. Отрабатываем моментально. Ствольная артиллерия – очень хорошие пушки. Удобные. Можно и соседей поддержать, если попросят.

– А авиация?

– Если цель «достойная» – запрашиваем у Минобороны. Самолёты вылетают, отрабатывают. Наши ребята бесстрашные! Летают на предельно низких высотах, чтобы не зацепила ПВО, и прямо под неё заходят, отстреливаются по цели и улетают. 

– Как и чем питаются бойцы? Как без полевых кухонь?

– Сухие пайки приходят в коробочках. Захотели погорячее? Берём противотанковую мину, разрубаем топором. Достаём кусочек тротила, это сухое горючее. Лист железа используем как сковородку.

– А фронтовые «сто грамм»?

– Абсолютно «сухой закон». У бойца должна быть трезвая голова, холодный расчёт, моментальная реакция, и обязательно должен срабатывать инстинкт самосохранения. Ты отвечаешь не только за свою жизнь, но и за тех, кто с тобой «в одной связке».

Война идёт окопная.  Позиционная…

После скорого знакомства пришло время животрепещущих вопросов.

– Наши ребята сражаются за каждый дом, вне зависимости от того, где тот находится, в центре или на окраинах населённых пунктов. Поэтому они разрушены, и восстановить их нельзя, только заново строить. Зачем противник так делает?

– Чтобы обвинить во всём россиян, что это мы, а не они минируют и разрушают дома… А мы просто давим, давим, давим, перемалываем врага. Конечно, как говорится, могли бы ускорить процесс и ударить стратегическим оружием по Харькову, а потом зайти в руины. Однако мы не только изматываем противника, но и бережём мирных жителей. Когда заходили с группой в Бахмут, то нам вагнеровцы рассказывали, что освободили 30 жителей, которые сидели в заминированных подвалах. Ребятам пришлось пробивать пол, резать плиты, чтобы до них добраться. 

Укронацисты стараются держать людей в заминированных подвалах и домах, чтобы ослабить наше наступление. Мы можем артиллерией снести дом и не жалеть всю инфраструктуру, но если в доме люди, мы сначала спасаем их. Бои ведём в поле, лесопосадках – подальше от жилья. Так было в Бахмуте и Соледаре. Бои шли непрерывно. Мы подпустим врага, затем отбросим, чтобы уничтожить его живую силу и ослабить его.

– Обмен пленными… И как наши воины попадают в плен?

– Как попадают? Ты идёшь в атаку, обстрел, тебя контузило близким разрывом, падаешь. Хорошо, если рядом товарищ, который подхватит, а если нет, так очнулся – плен. Контуженных бойцов много. Мы всегда на передовой, и каждый контужен не по разу. Боец или сам приходит в медчасть, или товарищи приносят. Полежат, их «прокапают», таблетками полечат, и через день-два опять в бой. 

Обмен пленными идёт постоянно. Такое положение. В плену – не больше месяца. Украинцам у нас в плену нравится: кормим, лечим…  Подвергают ли пыткам наших ребят? Сейчас – нет. У них сейчас каждый человек на счету. Бывает, что пленные только вернутся, их тут же забирают по мобилизации. Там есть батальоны, такие как «Азов»*, так там мобилизованных и бывших пленных используют в заградотрядах. Они не жалеют никого, даже своих. 

– Каков реальный исход всего этого?

– Никто не может сказать. Мы никуда не торопимся. Аккуратно, потихоньку продвигаемся вперёд. И победа будет за нами. Мы должны навсегда освободить мир от нацизма, чтобы ни наши дети, ни внуки, ни правнуки не знали, что такое война. 

* запрещённая в России террористическая организация.

Фото из архива героя статьи