Представители администрации округа и управления социальной защиты навестили её на дому 28 января, вручив также подарки от муниципалитета.
«Это великая дата, выстраданная. То, что город выстоял… ленинградцы показали пример мужества и этим предопределили Победу», – сказала ветеран.
Ленинград 1941-1942 годов: каким он был?
Когда объявили о начале войны, Валентине Фёдоровне было всего девять:
– Я вместе с тётей (к которой меня отправили, когда родителей репрессировали в 1937 году) жила не в самом Ленинграде, а в пригороде – на станции Развилка Сестрорецкого района, в курортной зоне. В основном, сюда на лето приезжали дачники. Только узнали о войне, и они сразу в один день все съехали, остались только хозяева домов.
Мы с тёткой недолго были одни, вскоре приехали две семьи родственников с финской границы. Жизнь стала ухудшаться ещё до официального начала блокады. Исчезли продукты, появились карточки. Люди приспосабливались, кто как может. Тяжелее всего было переселенцам (из Прибалтики и соседних областей – прим.ред.) – у кого не было своего хозяйства.
Нас с тёткой поддержало то, что у неё до войны была корова. Её зарезали и засолили, мясо держали на чердаке. А уже когда началась блокада, присматривали всё, что можно будет есть. Оказалось, что после коровы ещё залежалась дуранда – остатки семян после того, как их выжали для подсолнечного масла. Мыслимо ли это было есть людям? Но мы радовались.
Вскоре тётку парализовало, и я осталась за хозяйку. Нужно было топить две печки – больше некому. Одна семья, которая жила с нами в доме, мать с дочерью, уезжали работать в Ленинград на военный завод на целую неделю, только в выходные появлялись, им не до чего было. А у второй семьи в декабре умер отец. Мы не могли его похоронить. Стоял очень сильный мороз. Каким-то чудом удалось вынести его на веранду и он там очень долго лежал. Пойдёшь бывало за дровами, а тут – покойник, но никуда не денешься. А мать сошла с ума, от осознания того, что своим двум детям, которые от голода пухнут, помочь не может. Вот и вела я хозяйство одна: под бомбёжками ходила за хлебом, печки топила. Так и жили.
Тётка протянула до конца лета следующего года (1942-го – прим.ред.). А кому хоронить? Мне, такому крошечному человеку?
Идя в магазин, видела как трупы лежали на дороге. А один раз в очереди за хлебом впереди меня дяденька стоял, ему взвесили 125 граммов, и крошка, кажется, упала, он за ней потянулся, упал и не встал. Обстановка была гнетущая… И вот я с пайком пришла в свой район, и две старушки, которые от нас недалеко жили, подсказали – за хлебную карточку всё, что хочешь, сделают.
Я отдала тёткину карточку, почти месячную, и нашлись два мужика, которые на огромной какой-то телеге 4,5 км до кладбища тётку довезли. Там стояли не захороненные гробы, потому что сил на это уже ни у кого не хватало. Но я сказала: «Обязательно похоронить нужно, потому что приедет дочь (до войны вышла замуж и уехала на Дальний Восток), и она должна знать, где похоронена мачеха. Так оно и случилось, уже через много лет, когда я прошла через детские дома, я встретилась с этой женщиной и показала могилу».
И вот тётку похоронили. Куда деваться? Родственники дальние в городе были, но нахлебником идти не хотелось. Собрала тёткино постельное бельё, завязала в узелок, и пошла в детский дом, что расположился в нашей бывшей школе (в соседнем здании был госпиталь). И вовремя пришла. Прожила там всего немного, и нас эвакуировали – в Горьковкую область, Ветлужский район.
Так я на нижегородчине и осталась. Сменила несколько детских домов, уехала учиться в Ленинград, в педагогический университет имени Герцена, затем было педучилище в Дивеево. В Выксе живу уже 60 лет. Сроднилась с ней как в той песне: «Шепчутся ели с сосной, в воздухе хвои настой, как ты прекрасен собой, Выкса – мой город родной». Вторая родина, я здесь прижилась среди чужих, как среди своих. Работала в школе №5, когда она ещё была восьмилетней, в школе №10, потом по специальности логопеда – в детском комбинате «Колокольчик», а выйдя на пенсию 12 лет трудилась соцработником. В общем, без дела ни сидела и обрела всё то, что сейчас имею. Главное – что свой угол есть.
Валентину Фёдоровну с Днём снятия блокады и Днём Победы официальные лица поздравляют ежегодно
Блокада Ленинграда официально началась 8 сентября 1941 года, но проблемы с транспортным сообщение и карточную систему выдачи продуктов жители города прочувствовали ещё раньше – с лета.
Смерти от голода начались уже зимой, рекордно холодной. Многие дети оставались сиротами: родители делились последним и единственным куском.
Всем мальчишкам и девчонкам, которые ещё вчера бегали по ленинградским улицам беззаботно и заглядывались на витрины кондитерских, пришлось быстро повзрослеть и прочувствовать, что и хлеб может быть чудом.
И если есть у войны глаза, то это, наверное, глаза ребёнка, который слишком часто видел смерть.
Так и Валентина Фёдоровна, более 70 лет спустя, когда вспоминает о блокаде, говорит не с высоты своего возраста, а от лица того девятилетнего ребёнка, бегущего за 125 граммами хлеба через умирающий город. Свой Ленинград он всегда несёт с собой.
Сейчас в Выксе осталось только трое жителей блокадного Ленинграда.
Фото автора
