Пролетают годы, словно птицы… Но сколько бы лет ни прошло, память о той самой кровопролитной из войн не забудется никогда. Потому что эта память – наша совесть.
Сейчас к нам в редакцию чаще всего приходят и звонят люди с одним желанием и одним вопросом: «Можно я расскажу о своём отце, дедушке?»
Вот так же пришла и Валентина Гребёнкина. Казалось бы, столько лет минуло с той войны, а мысль о том, что отец так и останется в памяти внуков и правнуков простым рядовым, не давала дочери покоя. Сам он не вдавался в подробности, как воевал, на расспросы не отвечал, а только отмахивался, отворачивался и начинал быстро моргать, будто в глаз что-то попало. Но однажды на вопрос, почему у него рука висит как плеть, проговорился: «Да знаешь, ранило меня в бою. А мой товарищ оставил меня лежать под ёлкой, а сам убежал. Думал, наверно, что я умру. А вернулся в часть, его командир спрашивает: «А где Гущин? Верни мне его, живого или мёртвого!» Нашёл меня. Притащил. А я кровью истекал, ослабел сильно. В госпитале пролежал пять месяцев».
Василий Гущин родился в Ново-Дмитриевке в 1912 году. Ещё до войны он женился, переехал в Вилю, родилось у них с Екатериной Алексеевной трое детишек. А 28 декабря 1941 года он был мобилизован на фронт. Воевал в составе 268 стрелкового полка 48 стрелковой дивизии. Автоматчик. Ранило его в боях под Старой Руссой на Западном фронте в марте 1944 года. В каком госпитале лечился – неизвестно. На фронт его больше не отправили. Вернулся домой, в Вилю, где жила его семья, жена и трое детей. Да только жена умерла, не дождалась. Как в той песне: «Хотел я выпить за здоровье, а вот пришлось за упокой…»
Погоревал солдат, да жить-то надо, детей поднимать… Хоть и инвалид, но устроился в транспортный цех металлургического завода на погрузку дров: мужиков было наперечёт, рабочих рук не хватало, а он пусть и однорукий, но всё равно силы больше. Через два года перевели его в лесоторфоуправление грузчиком. Там он познакомился с Марией Русиной, женщиной доброй, работящей и сердобольной. Вышла она замуж за вдовца с тремя детьми, не побоялась тащить ношу такую. Жили в любви и ладу друг с другом. Нажили ещё пятерых детей. Никогда Мария не делила детей на «своих» и «твоих», одинаково любы были и те, и другие. Василий Николаевич жил тихо, не ругался и не спорил ни с кем. Просить для себя что-нибудь в колхозе не умел, а обычно говорил: «Марусь, лошадь бы надо, сено из оврага вывезти, ты уж сходи сама»… Маруся вздыхала, но ни слова не говоря, шла, и лошадь ей, конечно, давали. Когда из оврага слышалось звонкое: «Но! Но! Пошла!», сельчане, улыбаясь, говорили: «Бабе Маше Гущиной лошадь дали!». Не Василию Гущину, а бабе Маше, потому как знали скромный и тихий нрав её мужа…
– Никакими льготами отец не пользовался, хотя и был инвалидом. Квартиру дали жене, труженице тыла, пять лет назад, уже после его смерти. Собрали все документы, отослали в Нижний. Мама была на приёме у тогдашнего министра социальной политики Суворова. Он сказал: «Дайте то, что эта женщина заслужила». Он позвонил в министерство юстиции. Оттуда ответили, что как только деньги из Москвы придут, так и квартиру вдова получит. Маме сейчас уже 93 года. И она очень хочет, чтобы про её дорогого Василия в преддверии Великой Победы было написано хотя бы немного. Он заслужил этого своей скромной и честной жизнью, – завершила рассказ об отце Валентина Гребёнкина, дочь рядового войны Василия Гущина.
Надо отдать должное и самой дочери. Именно она начала поиски сведений об отце, делая запросы в военкоматы Выксы, откуда отец был призван, и Вознесенска, куда он встал на учёт по возвращении из госпиталя. По её настоянию Выксунский воекомат написал запрос-анкету в архив военно-медицинских документов военно-медицинского музея Министерства обороны РФ о подтверждении ранения рядового Василия Гущина.
Всё подтвердилось. И ранение (слепое осколочное ранение правого плечевого сустава с повреждением кости), и то, что воевал он в составе 268-го стрелкового полка 48-й стрелковой дивизии на Западном фронте, и что ранен был под Старой Руссой.
Пусть не сохнет река памяти. Пусть нет сейчас в живых наших дорогих фронтовиков, но они сохранились в выцветших фотографиях, в струях дождя, в дыхании ветра, в сердцах дочерей и сыновей.
Елена Липатова. Фото из личного архива семьи Гущиных
