Шаг за шагом они отходили всё дальше от родных дворов, деревень, хуторов вместе с немецкими войсками. Будущие узники концлагерей, рабочая сила, живые щиты. Называемые фашистами недочеловеками, они оказались куда человечнее и сильнее духом тех, кто присвоил себе статус высшей арийской расы. Выжив, они сохранили в себе не злобу, но горечь и печаль по всем погибшим в страшные годы войны. И пусть их воспоминания обрывочны, зато правдивы и из первых уст...
Евгении Васильевне Фелингер было два года, когда началась война. Ей шёл четвёртый год, когда в их деревню Земницы (Калужская область) пришли немецкие войска. Она поделилась с нами тем, что помнит.
…Когда немцы входили в деревню, немецкий танк подорвался на мине. Тогда они собрали всех старушек, старичков и повели к обнаруженному минному полю. Мы с сестрой увязались за своей бабушкой. Она отправляет нас домой, ругает, а я, маленькая, в обнимку с сестрой стою и плачу. Бабушка идёт вперёд, идёт, а потом – взрыв…
…Скорее всего, в этот же день по домам начали ходить немцы, с автоматами. Постучали к нам. Открывать пошёл старый дед. То ли он резко дверь дёрнул, то ли ещё что, только немецкий солдат дал по нему автоматную очередь. Потом начал кричать на мать: «Партизан?! Партизан?!». Она – нет, отец мой. Мама нас в детскую комнату отправила, немец за нами пошёл. Помню, положил автомат на люльку спящей младшей сестры. А я стояла и боялась. Нет, не того, что нас убьют, а того, что люлька не выдержит веса тяжёлого автомата, оторвётся, и сестрёнка упадёт. Потом пришёл офицер. Он оказался русским – до революции жил на наших хуторах. Мать пожаловалась ему на солдата. Он его выгнал из нашего дома и сам ушёл.
…Нас (всех женщин и детей) согнали в бывшую бабушкину хату – она самой крайней была. Дверь закрутили проволокой и поджечь хотели. Тут опять вмешался тот русский офицер. Переговорил со своими. Потом женщин выстроил, спросил, согласны ли работать на немцев, обеспечивать их продовольствием. Те, конечно, согласились.
…Помню эсэсовцев. Высокие, в чёрных шинелях. По домам ходили – видимо, проверяли – а мы (дети) прятались от них. Думали, нас не заметят. А они смотрели и смеялись.
…В деревню вернулось несколько мужчин. Наверно, дезертировали. Им говорят – спрячьтесь. А они к немцам: мол, на вас работать будем. Те собрали всю деревню возле одного пригорка, на этом пригорке мужчин и расстреляли, всех.
…Когда наши войска начали наступление, немцы, уходя, сжигали хаты, забирали нас с собой. Почему-то матери разрешили взять с собой корову и тележку. И уже в Рославле (лагерь принудительного содержания), где нас три месяца продержали, когда пришли русские солдаты, мать доила эту корову. Целое ведро молока вынесла танкистам. Они даже разрешили нам сесть на танк.
День Победы встретили уже в родной деревне. Фашисты дома через один жгли, когда отступали. Нам повезло – наш не сгорел.
Станиславу Адамовичу Сосновскому в начале войны было всего 2,5 года. Немцы забирали их из деревни Жмурной (Белоруссия). Те факты, которые не запечатлелись в его памяти, он узнавал уже позже по рассказам матери, очевидцев.
...Мать вместе со мной, старшей сестрой, семимесячным братом пряталась в лесу, у болот. Немцы рядом с собаками рыщут, а я возьми и выйди из укрытия, кричу матери – есть хочу. Так нас и забрали.
…Шли долго. Людей становилось после каждой деревни всё больше и больше. Я был озорной, шустрый, людей не боялся. Меня немец один к себе на повозку посадил. Конфетку дал, пачку сигарет красивую поиграть. Мать меня забрать хотела, а он ей, мол, матка, за двоими уследи, заберёшь потом и что-то ещё по-немецки. Так я и ехал. Темнеть начало. Шли мимо болот. Кустов много. Мать, решив спасти хотя бы двоих детей, сумела сбежать. Когда добрались до ближайшей узкоколейки, немец меня отправил к матери. Сам её не нашёл, подошёл к соседке по деревне (я её называл бабушкой), она с сыном 11-летним Петруней шла. Искали вместе – не нашли. А детей без взрослых, таких как я, пять набралось. Немцы кричат – матки, забирайте своих. Никто не откликнулся. Тогда детей в колодец покидали. Я же к бабушке прижался, она меня и спасла. Потом погрузили нас в вагончики и повезли.
…Помню уже лагерь в Германии. Адреса до сих пор не знаю. Его площадь проволокой огорожена была – именно так, как в фильмах о Великой Отечественной показывают. Мы – ребята – вырыли под ограждением под землёй лаз. Выбирались в город – попрошайничать. Кто-то завернёт кусок хлеба в газетку, а потом уже кидает нам, а кто-то специально кинет в песок. Всё равно поднимали, забирали в лагерь. Есть-то нечего было.
…Нас освобождали то ли американцы, то ли англичане. Вспоминаются солдаты в шортах. Они на площади в лагере нас собрали, еду вынесли – ешьте, сколько хотите. Мы набросились, толкали друг друга, быстрее куски в рот запихивали. Они же стояли и смеялись. После переедания с голодухи многие, особенно пожилые, здесь же от заворота кишок умерли.
…Нас долго советским войскам не передавали. А как к своим попали, ещё какое-то время домой уехать не могли. Расспросы, допросы – всех же предателями считали.
…Когда домой с бабушкой вернулся, меня сразу же к матери, в поле работающей, отнесли. Не сразу меня узнала, а потом ко мне – обнимать, целовать. Я её отталкивал – это хорошо помню. И долго потом ещё к бабушке, к которой привык, из дома бегал.
В Выксунском районе сейчас проживают
семь несовершеннолетних узников фашистских концлагерей:
Вера Дмитриевна Елина
Григорий Васильевич Коноплёв
Екатерина Максимовна Крестина
Татьяна Тихоновна Маркевич
Станислав Адамович Сосновский
Клавдия Ивановна Тюрина
Евгения Васильевна Фелингер
Каждый из этих людей – пример настоящего героизма, стойкости духа и силы воли.
Ксения Абдулхакова. Фото автора
