При составлении летописи сёл и городов главную роль для историков всегда играет наличие доступных архивных документов, сайтов, фото- и видеоматериалов. С помощью этой информации можно без особых затруднений восстановить хронологию событий любого населённого пункта, однако при этом обыденный уклад народной жизни, как правило, остаётся за кадром.
Что, к примеру, могут рассказать архивы о сенокосе в конкретной деревне? Ну разве что озвучить данные: к такому-то сроку было заготовлено 70% кормов и до конца страды оставалось запасти ещё 40 тонн. А ведь сенокос считался очень тяжёлым периодом для колхозников: за день интенсивной косьбы в жару человек терял несколько килограммов веса!
Вот и получается, что о нюансах сельского быта в СССР могут подробно рассказать только сами свидетели ушедшей эпохи. В воспоминаниях наших пенсионеров нет места лести и тщеславию, зато в изобилии присутствуют нотки ностальгии и доброго юмора. Эти люди всю жизнь трудились на благо государства, сформировав свой особый взгляд на мир. Иной раз во время беседы они употребляют давно вышедшие из обихода диковинные слова, но именно такие историзмы и придают рассказам старожилов ещё большую культурную ценность.
Итак, в рубрике «Деревеньки» мы завершаем исследование удивительной шарнавской истории, и нашими сегодняшними экскурсоводами в советское прошлое выступят бывшие местные жительницы: 87-летняя Анна Васильевна Каверина, 80-летняя Клавдия Фёдоровна Жигулёва и 85-летняя Мария Павловна Пугачёва.
У выходцев из советских сёл и деревень любовь к родным
местам – это особенное, неописуемое словами чувство. Расстояние при этом не
играет никакой роли – щемящие душу воспоминания о своей малой родине преследуют
всю оставшуюся жизнь бывших жителей глубинки
О деревенской еде
Анна Каверина:
– После войны в нашу лавку привозили хлеб из соседней деревни Новой, там была своя пекарня. А до этого мы всегда дома пекли булки и буханки. Мама затеивала тесто, потом перекладывала его в плошки и ставила в печь. Помню, в шесть лет я ещё не умела определять время на часах, и мама перед выходом в поле на циферблате рисовала чёрточку – вот, мол, в 9 часов вытащи хлеб из печки. Я оставалась дома, следила за будильником. Потом вытаскивала плошки, ставила их на лавку, сбрызгивала хлеб водой, переворачивала и покрывала полотенцем.
Вкус пищи из русской печи – это что-то! Вот возьмём для примера мясо. В печке оно разваривалось так, что на языке таяло! А сейчас что за мясо? Ни вкуса, ни запаха! Сколько ни вари, не разжуёшь. А всё почему? Скотину кормят неправильно. Вот раньше, в советское время, мешок муки стоил 11 рублей – дороговато, но мы эту муку добавляли поросятам в корм. Намешаешь в ведре картошки с водой, мама кричит из сеней: «И лоточек муки добавь!» При забое такое мясо хлебным называли, оно было очень нежным.
Каши и блины в деревне – самая народная пища, это само собой. Одно время в магазинах продавали специальную блинную муку с яичным желтком. Блины на такой муке очень вкусные получались.
Картофель по-всякому в Шарнавке готовили – и парили, и варили, и жарили. К картошке обычно на стол подавали солёные помидоры, капусту, огурцы и грибы. Наши жители Шуяновы делали хорошие крепкие деревянные бочки, вся деревня у них эти кадушки покупала. Огурцы и помидоры солили только в них. Знаете, какой вкус у помидорки был насыщенный! Достанешь её из кадушки, надкусишь – «живая», сочная! В магазинных банках помидоры совсем другие, что ни говори…
Мария Пугачёва:
– Раньше в деревнях масло было своё, непокупное. Мы сами пахтали. В высокие кадушонки наливали сметану и закрывали крышкой. В крышке было отверстие, в него деревянную палку-поршень вставляли и начинали взбивать. Тёплая сметана почти сразу в масло превращалась. Но такое масло чуть ли не наполовину из сыворотки состояло, оно при комнатной температуре быстро таяло. Вот когда холодную сметану взбивали, то получалось настоящее домашнее масло. Но этот процесс не быстрый, муторный. Бывало, ботаешь-ботаешь час-другой, бросишь и начинаешь заниматься чем-нибудь по хозяйству. Потом возвращаешься и снова пахтаешь. Но результат того стоил! Масло вынимаешь из кадушки, отжимаешь руками, и оно становится чистым и твёрдым, в виде кома. И в тепле очень долго не тает.
В настоящее время от бывших садово-огородных
участков в Шарнавке ровным счётом ничего не осталось: за несколько десятилетий забвения
плотный травяной ковёр и разросшаяся берёзовая рощица надежно скрыли все следы местной цивилизации
О домашних и диких животных
Клавдия Жигулёва:
– В нашем совхозе я числилась разнорабочей и обычно подменяла доярок из Дальне-Песочной, когда они в отпуске были. Приезжаю как-то раз на ферму, а мне говорят: «Осторожно, там одна корова шибко лягается!» – «А вы меня не стращайте, управлюсь!» Подхожу доить эту корову. Погладила. Она стоит как вкопанная. Я по вымени тихонько шлёпнула рукой – стоит, не брыкается! Так и подоила.
Когда я переехала в город, наш совхоз «Гагарский» был ещё на плаву. И здесь, в Выксе, супороть меня на улице жила женщина. Она тоже была из деревни: родилась в Солнце, а после свадьбы уехала к мужу в Новую (две соседние деревни Новского сельсовета. – Прим. авт.). И вот как-то раз эта соседка мне говорит: «Клав, поедем жить в деревню!» – «Что там делать-то, Дуськ?» – «Коров будем доить!» – «Вот и езжай к своим коровам, если хочешь! Ты доила дома, а я из Шарнавки в Дальне-Песочную ездила на дойку каждый день. На кой ляд нужны мне эти рогатые, чтоб руками им вымя драть?» – «Так там сейчас электродоилки есть!» – «Меня это не волнует, не хочу!»
Анна Каверина:
– Волки в своё время нас шибко донимали. До войны их было видимо-невидимо! Как вечер, так завывают неподалёку. У них же в лесу были эти… как их… логовы. Был такой случай в начале войны. Наша колхозная ферма находилась около пруда, а заборов вокруг неё не было – заходи и бери что хочешь. Однажды вечером отару загнали в овчарню, а ворота снаружи припёрли палочкой. Тут волки и набежали потемну гурьбой. Моя мама в этот день в деревне сторожила, но, правда, без фонаря. Ушла к складам и вдруг – шумовень. Уж не знаю, как волки внутрь проникли – подкопали, что ли, – но овец крепко погрызли.
А ещё была такая история в войну: волки у нашего Васи-пастуха прямо с крыльца собаку утащили. Представляете, даже около домов бегали, сколько зверья раньше было! Но потом поубавилось – отстреливали. В Верхней Велетьме жил охотник по прозвищу Вьюга. Никто не ведал, как его на самом деле зовут, но стрелял он метко и повадки звериные знал хорошо. Брал с собой учеников в лес, вешал флажки, окружал стаю и отстреливал. Как-то раз зимой Вьюга привёз в Шарнавку на салазках двух волков. Один из них в капкан угодил и помер. Матёрый такой, зубастый. А второй волк был живой, в наморднике. Вся деревня сбежалась смотреть. Я этот случай хорошо запомнила, хоть и была подростком…
Эти строения из бетона и кирпича появились в Шарнавке уже после распада Советского Союза, к тому времени из деревни выехали все коренные жители. Ныне эти заброшенные постройки служат своеобразным памятником маленькому поселению, поскольку после летних пожаров 2010 года Шарнавка практически полностью была уничтожена огнём и вскоре прекратила своё существование как населённый пункт
О сватовстве
Клавдия Жигулёва:
– С будущим мужем я познакомилась… в поле. Сам-то он родом был из Ардатова, но постоянно ездил на уборку сахарной свёклы в Воронежскую область. И меня тоже бедность погнала на чужбину, жрать-то дома нечего было. Нужда – она и чёрта достанет, коли припрёт, и на Север от безысходности рванёшь…
В Воронежской области кругом степи да маленькие овражки, с утра и до захода солнца убирали мы свёклу, так во время работы и познакомились. Эх, умным людям запасов надолго хватает, а дуракам – нет. Я во время уборки деньги накопила и на муку, и на сахар, и на колбасу. Приехала в деревню, родным подарочки привезла. Матери – отрез на юбку, папе и брату – рубахи. А тут и будущий муж приехал в Шарнавку свататься. Так я в 23 года вышла замуж…
Анна Каверина:
– В 1957 году я решила уехать из Шарнавки. Надоело в колхозе бесплатно работать, ну сколько можно! Прихожу к председателю в Дальне-Песочную и говорю: «Знаешь чего, Михаил Алексеевич, давай-ка мне справку! Я завербовалась на торфяники, мне справка нужна!» Он выслушал, снял трубку с телефона, кому-то позвонил и давай орать: «У вас там что, мало шляющихся? Из моего колхоза хороших работников не брать!» Председатель очень дорожил нами, не отпускал. Так я и осталась в Шарнавке…
За мной в то время два паренька из других деревень ухаживали. Один из них на велосипеде постоянно приезжал, даже помогал нам с четырёх утра траву косить. Сватался, но я отказала. А тут намедни мой брат Виктор после женитьбы купил дом в соседней деревне Старой. Я упаковала чемодан, собралась к нему переезжать и вдруг – стук в дверь. На пороге стоит другой ухажёр: «Раз ты не хочешь замуж за Кольку, я предлагаю выйти за меня. Может, я завтра свою тётю пришлю свататься?» А я в ответ: «Ни за кого не пойду, вот что хотите со мной делайте! Я уже настроилась переезжать, вон в углу чемодан стоит!» Тут брат начал меня уговаривать, сноха тоже подключилась: «Что ты упёрлась? У этого парня тоже отца и матери нет! И дом у него хороший! Что тебе надо-то? Куды ты поедешь?» Вот так и уговорили, вышла замуж за второго жениха. Он, кстати, тоже жил в Старой. Получается, в эту деревню я всё равно потом переехала.
Два дня гуляли на свадьбе. На столах – овощи с огорода, самогон. В то время ни денег, ни обувки путной, ни одёжи не было. Помню, сестра из Кулебак подарила мне на свадьбе тканевый отрез, я потом из него платье сшила. А денег нам тогда никто не дарил – откуда они у колхозников в ту пору?!
На памятном фото – молодые и нарядные шарнавские девушки (снимок сделан в середине 1950-х годов). Слева направо: Анна Васильевна Каверина (в девичестве Орехова), Мария Павловна Пугачёва (в девичестве Орехова), Анна Фёдоровна Максимова. «Помню, приехали мы однажды втроём в Кулебаки и случайно проходили мимо фотоателье, – с улыбкой вспоминает Мария Пугачёва. – Заходим в салон, фотограф спрашивает: „Какой желаете снимок?” А мы ему: „Сделай так, чтоб галошки были видны!” Он сфотографировал нас в полный рост, мы были довольны…»
О деревенских буднях
Мария Пугачёва:
– В советское время единственный пожар в Шарнавке произошёл то ли в конце 50-х, то ли в начале 60-х, не помню точно. У Максимовых был добротный дом, а позади него стоял стожок гречишной соломы. И вот на Покров хозяин уехал куда-то по делам, а его сын с приятелем решил в этой соломе испечь картошку. Разожгли костёр, копна заполыхала, огонь перекинулся на крышу и стены. Тут хозяин приехал, но что он мог сделать? А ведь у Максимовых изба стояла посередине деревни, от неё и соседние дома могли загореться. По счастью, мимо проезжали мужики на машине. Увидели зарево, свернули к нам в Шарнавку, стали баграми брёвна растаскивать. Так и потушили…
Часто вспоминаю свои молодые годы и до сих пор жалею: зачем, ну зачем мы деревню оставили? Двадцать домов в Шарнавке стояло. Там было тихо, душа радовалась. Правда, угодий для сенокоса не хватало, вечно косили на каких-то полянках да болотцах…
Анна Каверина:
– Не всегда в деревне жили мирно. Как сенокос или ещё какие-нибудь работы начинаются, знай, будет распря. Вот, например, идёт раздача паёв. Одному участок хороший достался, без деревьев, а другому – сплошная лещина. Обидно же! У нас в Шарнавке жил мужчина, так ему всё время выпадали нехорошие места для сенокоса. И ничего не попишешь – жребий бросали, всё по-честному. По кустам жались, на болотах осоку серпами жали да сушили. А когда пололи в огороде, сорную траву не выбрасывали, отдавали корове. Ближе к осени картофельные плети сжинали, сушили и скармливали скотине. Да, с заготовкой сена у нас были вечные проблемы…
Если отмотать время назад, я ни за что не вернулась бы в деревню. Нет-нет, это пройденный путь. Огород, дрова, от центра далеко… По совести сказать, мы из деревни рвались…
Клавдия Жигулёва:
– В 77-м, за год до моего отъезда из Шарнавки, произошёл такой случай. Позади нашего дома на колхозном поле рос клевер. Летом настала пора его скашивать. Привезли из Выксы людей на уборку. Колхоз выделил для городских молока и еды. Эти работнички в обед наелись и спать завалились на солнышке – кто в купальнике, кто в трусах. Мимо едет управляющий нашим отделением Гусев. Я ему: «Вячеслав Матвеевич, фотоаппарат-то захватил с собой?» – «А зачем, Клав?» – «Как это – зачем? Ты посмотри-ка! Люди как на морском курорте отдыхают. Напоролись, напились и на бок подались!» Посмеялись с ним, конечно…
Конец 1940-х годов. На фоне своего дома запечатлена шернавская жительница Прасковья Егоровна Никитаева (в девичестве Зуева) вместе со своими детьми Клавой (крайняя слева), Колей и Катей
Об играх
Анна Каверина:
– Самой популярной игрой в Шарнавке была, конечно, лапта. Как по весне снежок сойдёт, начнёт пригревать, так ребята босиком с битами бегут на бугорок. Что интересно – взрослые тоже с нами играли, никто не поддавался. Такие страсти кипели, у-у! И я тоже бегала вместе со всеми, без меня в деревне ни одна игра не обходилась!
У маленьких были свои забавы – чижик, прятки или скакалка. Я с другими девочками любила играть в классики: рисовали клетки на земле, на них бросали по очереди стеклянку и прыгали. Когда подросла, играла с ребятами в столбики. Ну а парни постарше обычно гоняли в футбол где-нибудь на полянке.
По будням в деревне яйца не ели – складывали до выходных. Ну а как иначе – семьи многодетные были, продуктов на всех не напасёшься. И вот наступает воскресенье, мама с утра запекает омлет и яйца в печке. Мы, дети, крутимся рядом, ждём. Наконец мне, брату и сестре мама выдаёт по три варёных яичка. Хочешь – сразу ешь, хочешь – отложи на обед. А по выходным у нас на улице ребята играли в карты на яйца. Сядут в кружок, выставят кон. Мне никогда не везло – сразу проигрывала и шла домой с пустыми карманами…
Из Шарнавки я уехала в то время, когда никаких телевизоров ещё в деревне не было. У колхозников в то время лишь радио в избах мурчало. Телевизор-то мы с мужем приобрели позднее, когда уже в городе жили. Я очень любила смотреть спортивные передачи. Помню Суперсерию-74: наши с канадцами в хоккей играли. Ух, как я переживала! Потом радовалась – ну а как же, мы победили! Вся страна ликовала!
Семейная идиллия: кубанские родственники гостят в Шарнавке (снимок сделан в конце 1970-х годов). Слева направо: Григорий Газенко, Галина Лисина, Валентина Газенко (в девичестве Мазурина), Зинаида Шуянова (в девичестве Чеснокова), Любовь Мазурина с маленьким Игорем Газенко на руках, Татьяна Мазурина (в девичестве Шуянова)
P.S. Во время подготовки к публикации цикла статей о Шарнавке стало известно о скоропостижной кончине Анны Васильевны Кавериной (1933-2020). Это была честная, доброжелательная и простая в общении женщина. Во многом благодаря её воспоминаниям удалось поэтапно восстановить летопись исчезнувшей деревни. Автор выражает соболезнования родным и близким Анны Васильевны.
Данный снимок сделан в Шарнавке в середине-конце 1970-х годов. Печальный факт: буквально через несколько лет после создания этого фото деревня лишилась почти всех своих обитателей. Верхний ряд (слева направо): Ирина Алёхина, Антонина Алёхина, имя и фамилию этой приезжей женщины не удалось установить, Любовь Катынова (жительница соседней деревни Дальне-Песочной), Татьяна Мазурина, Раиса Шуянова. Нижний ряд (слева направо): Екатерина Мазурова, Пётр Мазурин, Зинаида Шуянова, Виктор Мазуров
Фото автора, из архивов Марии Пугачёвой и Татьяны Мазуриной
