В свою очередь репортажи в загородных селениях, где по-прежнему живут и работают люди, сильно отличаются сюжетным разнообразием: здесь можно услышать интереснейшие диалоги, диковинные архаизмы и воспоминания старожилов о нелёгких временах, подержать в руках старинные предметы быта и насладиться знаменитым русским гостеприимством.
В 2009-м году мощный пожар в Мяре полностью уничтожил несколько строений на правой стороне деревни. Ориентирами расположений этих домов ныне являются заросли садовых деревьев и дикорастущих кустарников, буйно разросшихся на пустующих участках
Взлёты и падения
Мяря – живая деревня. Малолюдная и компактная по площади, расположенная в 40 километрах к юго-востоку от города и зажатая с трёх сторон лесами, опасно балансировавшая на грани разорения в начале 2010-х, но всё-таки живая. Деревне почти сто лет, её летопись по-своему уникальна и драматична.
…Практика показывает, что зачастую во время репортажа некоторых коренных жителей не удаётся застать дома, а иные прохожие не могут внятно рассказать о прошлом конкретного населённого пункта, поскольку переселились относительно недавно. И поэтому в последние годы автора этих строк в поездках сопровождают бывшие жители окружных деревень и посёлков. В этот раз провести небольшую экскурсию по Мяре (и заодно поделиться историями из жизни) согласился 63-летний Александр Андреевич Садков, добродушный пенсионер из Новодмитриевки. Когда-то в молодости он профессионально занимался велогонками и, исколесив трассы Африки, Италии и многих советских городов, достиг определённых успехов на этом поприще. Редкий выходец из сельской местности без поддержки извне становится мастером спорта, участником и призёром внутренних и международных соревнований, перед которым открываются двери в безбедное будущее. Однако разогнавшись по социальному трамплину, в 1980-х годах Садков неожиданно вернулся в Мярю, где устроился в колхоз скотоводом и «чувствовал себя как рыба в воде».
– В 1975 году, во время учёбы в горьковской сельхозакадемии, меня позвали в секцию велоспорта. Тогда все наши ребята-студенты занимались в каких-то кружках, вот и я решил не отставать, – вспоминает Александр Андреевич, держа в руках старую вырезку из ливийской газеты. На контрастном чёрно-белом снимке молодому велогонщику Садкову в окружении советской команды главный судья вручает чемпионский кубок. – Тренеры увидели, что у меня есть задатки, подбадривали, и я сразу стал показывать результаты. В общей сложности норматив мастера спорта я выполнил 10 раз! В 1978 году стал абсолютным чемпионом Всероссийских сельских игр по велоспорту, а через год – абсолютным чемпионом XI студенческих игр среди сельхозинститутов СССР.
1978
год, международные соревнования по велоспорту в Триполи (Ливия). Награждение советских
велогонщиков – победителей командной гонки на 84 км (материал из столичной газеты
«Ассахи»). Главный судья состязаний вручает кубок мярскому жителю Александру Садкову
(второй слева)
– А почему сейчас не тренируете?
– Спорт – дело серьёзное. Нужно постоянно заниматься, улучшать показатели. У настоящего спортсмена глаза горят, он должен быть голодным до побед! Очень много новичков не выдерживают нагрузок. Помню, зимой ко мне в секцию пришли 30 детей, а к лету остался лишь один паренёк. Вот как тут тренировать?! А раньше дело обстояло так: если человек выполнял норматив кандидата в мастера спорта, его тут же брала под крыло школа высшего спортивного мастерства (ШВСМ), обеспечивая питанием и формой. И этот спортсмен мог спокойно тренироваться, не думая о быте.
– А в велоспорте часто случались травмы?
– В футболе повреждения пожёстче будут, там по ногам как врежут шипами – и коленные связки вмиг порвутся. А в велогонках что? Ну шлёпнешься задницей на асфальт, кожу сдерёшь, руки-ноги в ссадинах, но это же ерунда! Я и сам падал на полном ходу, а скорости иной раз были запредельные – 40-50 км/ч! Хотя в советское время смертельных случаев в велоспорте было полно, каждый год у нас кто-то погибал. Однажды 14-летнего паренька «КамАЗ» раздавил, в другом заезде погиб мой друг – упал с велосипеда под проезжающий мимо «КрАЗ». А один раз в Душанбе я вообще через руль перелетел, и всё из-за нашего ведущего-тугодума. В командных велогонках дело обстоит так: кто первым едет в своей группе, тот отвечает за всех. И вот, значит, несёмся мы за ведущим, скорости приличные, и тут неожиданно на трассу выходит… корова! Отвернулась, лижет спину, на нас не смотрит, а ведущий не успел крикнуть и объехать. Семь или восемь человек с разгона в эту корову влетели – настоящая куча-мала!
Комментирует бывший мярский житель Александр Садков: «Этот снимок сделан в 1978 году в литовском городе Вильнюсе во время чемпионата СССР по велогонкам (на фотографии я второй справа). Соревнования были очень тяжёлые и прошли для меня неудачно. Призовых мест тогда не занял, но не в этом суть. В 1980 году, накануне Олимпиады, в Союзе выпустили цветной рекламный буклет, посвящённый велоспорту, и в этом издании поместили тот самый снимок из Вильнюса! Что и говорить, было приятно увидеть себя на страницах этого журнала…»
Так за разговорами о победах и поражениях мы подъехали к Мяре. Свернув с трассы Выкса – Вознесенское на грунтовую дорогу, проследовали мимо поклонного креста, установленного в качестве оберега местными жителями в 2013 году, и остановились в начале деревни. Дальше решили идти пешком.
Деревенские зарисовки
Широкая улица утопала в зелени. Под летним ослепительным солнцем Мяря казалась необычайно нарядной. На левой стороне деревни выстроились в ряд современные частные дома, а вот в правой части издалека виднелись большие проплешины – последствия пожара 2009-го года, когда враз сгорело 11 нежилых строений. Однако в многолетней мярской летописи этот огненный смерч был не единственным. После страшного пожара в июне 1953 года в деревне осталось около 20% домов. По сути, поселение оказалось тогда под угрозой исчезновения, и если бы не упорство местных жителей, решивших заново отстраиваться на прежних местах, Мяря уже в середине XX столетия могла пополнить список вымерших районных пунктов.
Похороны Екатерины Ивановны Марковой, одной из старейших мярских жительниц (ориентировочное время съёмки – 1977 г.). В минувшем XX столетии в России получила широчайшее распространение любительская похоронная съёмка. Отчасти данный феномен можно объяснить природным страхом перед смертью, внушаемый в славянской культуре человеку с самого детства. В данном случае снимки покойника и траурной процессии выступают в качестве некоего документа, фиксирующего процесс перехода в иной мир во время ритуального обряда. «Люди, у которых есть дома фотографии похорон, боятся их, но не могут от них избавиться, поскольку представления, связанные со смертью, вступают здесь в противоречие с представлениями, связанными с искусством фотографии, – объясняет в своей научной работе „Не смотри их, они плохие” профессор кафедры философии, доктор политических наук Ольга Бойцова. – В результате человек хранит эти фотографии дома, однако не показывает их гостям, детям и даже сам не смотрит…»
– Наша изба стояла первая с краю. Когда мы уезжали из деревни, продали дом одному выксунскому бизнесмену. Он тут в 1990-е отстроился, фермерством занялся, но потом всё у него заглохло, – не сбавляя шага, указывает в сторону Александр Садков. – Эта дорога ведёт в Тумалейку, а вот дом Николая Ивановича Маркова. Знаете, чем эта изба примечательна? Дом построен из березняка. У нас же всегда на селе избы из сосны рубили, а тут – из берёзы! Интересно, правда?
Мярский пейзаж мог бы вполне подойти в качестве рабочей заставки к любому социально-документальному фильму. Деревянные колодцы и заборчики, разросшиеся на приволье тополя и ивы с пышными кронами, яркий луговой ковёр из розовых и фиолетовых люпинов, петляющая грунтовка, обрамлённая пучками выгоревшей травы, – всё это сливалось воедино в гармоничную картинку. Справа от дороги виднелась живая стена из садовых кустов – естественный ориентир, по которому можно определить прежнее местоположение сгоревших домов. Палящее июньское солнце тем временем окончательно зависло над головой, и дышать раскалённым сухим воздухом стало совсем невмоготу.
Деревня Мяря, вид со стороны трассы Выкса-Вознесенское (съёмка – июнь 2019 г.)
– Здесь тётя Дуня Голубева жила, наша сваха, а вот тут – её соседка тётя Нюра Пугачёва. Когда они начинали ругаться между собой, все деревенские ребята со смеху умирали…
– Почему?
– Их вопли за пять километров от Мяри были слышны. Как они друг друга осыпали – ухохочешься, это надо было слышать!
– А что там дальше, на окраине деревни? Река?
– Она самая. Мяря называется. Мы там купались в детстве. Раньше около берегов ни одного кустика не было, а сейчас – сплошные дебри. Да и река обмелела – вброд спокойно перейдёшь.
– А где колхозные поля находились?
– Да везде – и около леса, и за речкой, и рядом с трассой. Пока колхозная система существовала, вокруг Мяри всегда пахали и сеяли. Косить мы ходили на луга в сторону Верхней Велетьмы. Не близко, километров шесть отсюда будет. А сейчас коси, где хочешь, только уже никто скотину не держит… Да, а вон там, за огородами, раньше находились колхозные постройки, но я их не застал – слишком маленьким был, когда коровник и овчарню разобрали и увезли в Чупалейку. А вот деревенскую конюшню помню. Наши мужики всегда держали лошадок, сами мастерили деревянные колёса и зимние сани. Это занимательный процесс: чтобы согнуть заготовки, их связывали и оставляли в горячей бане. Даже в середине 1980-х в Мяре продолжали телеги и сани изготавливать!
В нынешнем столетии особо креативные жители нашей страны стали устанавливать около своих частных домов и дач колёса от телег в качестве декоративных элементов. Стоит признать, большой деревянный диск на фоне современной постройки выглядит действительно весьма оригинально. Кстати, некоторые умельцы научились мастерски обрабатывать старые колёса, превращая их… в уникальные авторские люстры – в Рунете такие поделки пользуются стабильным спросом
Часовая экскурсия в прошлое
На краю деревни стоит старенький домик Екатерины Васильевны Зайцевой – местной легенды. Всю жизнь баба Катя прожила в Мяре, трудилась в совхозе бригадиром и любую работу выполняла со скоростью торнадо. Даже сейчас, находясь в преклонном возрасте, Екатерина Васильевна сохраняет невероятную физическую активность. Летом целыми днями копошится в огороде, хлопочет на кухне или ходит в лес за ягодами. Соседи рассказывали, что недавно бабе Кате привезли два лесовоза шестиметровых берёзовых брёвен. Прибывшие родственники за день распилили их и раскололи, после чего около дома образовалась громадная гора дров. На следующее утро пенсионерка спозаранку принялась шуметь на всю округу, складывая поленья в тележку. Отвезёт в сарай, выгрузит, сложит в штабелёк и снова катит тачку на улицу. В итоге эту огромную кучу она самостоятельно перевезла буквально за пару дней. И это – в 90 с лишним лет! Что ни говори, а всё-таки удивительные люди рождались и жили в советских деревнях!
Начало 1960-х годов, деревня Мяря, сенокос. Групповое фото мярских колхозников во время перерыва. К сожалению, удалось восстановить фамилии лишь восьмерых человек, запечатлённых на данном снимке, однако за давностью лет и этот результат можно считать удовлетворительным. Екатерина Митрофанова (1), Анна Митрофанова (2), Анна Цветкова (3), Екатерина Митрофанова (4) с мужем Петром (5), Екатерина Пугачёва (6), Евдокия Сазонова (7), Екатерина Сазонова (8)
– Тёть Ка-ать! Выходи, к тебе журналист приехал! – кричит в сенях Александр Садков. – И фотографии с собой захвати!
Через минуту на пороге появляется Екатерина Васильевна и сразу приглашает в избу на чаепитие. Вежливо отказываемся. «Беда с вами», – шутливо вздыхает баба Катя и присаживается на лавочку. Невысокого роста, в цветастом платье, узорчатой кофточке и накинутом на плечи ярком платке, она в этот момент удивительно похожа на классического персонажа картин русских художников-реалистов.
Начинается привычный диалог в духе «вопрос-ответ». Память у Екатерины Васильевны очень цепкая, мечта любого краеведа: любое заметное событие в Мяре она воспроизводила вплоть до мельчайших подробностей.
– Газеты я не выписывала, а вот отец мой всегда читал «Правду». Во времена нашей молодости народ партии верил, а самым видным коммунистом в деревне был Щеголёнков Василий Иванович. Бывало, октябрьские или майские праздники наступают, смотришь в окно – а он по улице шагает в костюме и хромовых сапогах с флагом. Но на демонстрации мы в город не ездили, а здесь, в Мяре, отрядом ходили туды-сюды… Ой, а как мы голодали после войны – ужас! В 1946 году демобилизовался мой брат-моряк, заходит в избу, а поесть-то и нечего. Я взяла лопату и пошла за мезго́й – так мы называли оставшуюся прошлогоднюю картошку в полях. Иду, а земля сырая, тяжёлая… Пока левый лапоть из жижи вытащишь, правый по щиколотку увязнет…
– А как в деревне в советские годы обстояли дела с религией? Ведь в стране тогда насаждался атеизм…
– Я верующая. У меня до сих пор в красном углу иконы стоят. И в каждой мярской избе образки и иконы были. Всех детей мы крестили в соседней Чупалейке. А когда там церковь прикрыли, народ потянулся в Александровку (старинное село в 53 км к юго-востоку от Выксы, ныне входит в состав городского поселения рабочего посёлка Ардатов. – Прим. авт.). Мой младший брат Вася родился в 1941 году, его как раз там крестили. Но потом в Александровке тоже церковь закрыли, и люди приуныли. Кто-то из деревни ездил в Кулебаки, а Нюрка Маркова даже в Муром возила ребёнка крестить…
Комментирует Павел Митрофанов: «В 2009 году в деревню пришла беда – из-за пожара сгорело несколько домов. После этого ЧП я задумался об установке поклонного креста в Мяре. Ведь это старая традиция, наши предки издавна ставили их на видных местах, чтобы вознести молитву и защититься от разных бед. Я посоветовался с соседями, возражений не было. Так в 2013 году крест появился на въезде в деревню, потом и батюшку пригласили провести обряд освящения. С тех пор в Мяре есть свой хранитель…»
– Урожаи в Мяре были хорошие?
– Если землю хорошенько удобрить и погода не подведёт – всё вырастет. За нашим домом было 50 соток земли, так мы по осени 230 мешков картошки выкапывали! А все излишки скотине скармливали, каждый день по семь вёдер пойла варили…
– На колхозных полях тоже всё росло-колосилось?
– А то! Овса по 18 центнеров с гектара иной раз снимали, вот как умели работать!
Народное самосознание во многом зависит от образа жизни предков, именно поэтому русскую деревню с полным правом можно считать одним из столпов национального наследия. На фоне непрекращающейся урбанизации в современной России важно понимать, что деревня – это не только наше общее прошлое, но и настоящее, и будущее
Хранители деревни
Сделав несколько снимков около реки, мы возвратились к машине. В начале деревни около одного из домов стояли несколько местных жителей, с любопытством посматривая в нашу сторону. Подхожу, представляюсь, сообщаю о цели репортажа и прошу рассказать о причинах переезда в деревню. Выясняется, что все собравшиеся – потомки местных жителей, выехавших в советские времена из Мяри. Прожив в Выксе несколько десятилетий, эти люди жёстко ностальгировали по родной деревушке, мечтая когда-нибудь выбраться из плена городской суеты.
– Воздух здесь особенный, а какая природа!..
– Я – сельский человек, в последние годы сильно тянуло обратно!
– Давно мечтали жить в своём деревенском доме! – слышатся ответы.
– Сейчас все говорят, что село должно возрождаться, – вступает в разговор 64-летний пенсионер Павел Николаевич Митрофанов. – Некоторые готовы всё бросить и переехать в деревню, но без помощи государства мы село не восстановим!
Павел Николаевич Митрофанов (64 года): «Я коренной мярский житель. Мой отец Николай Павлович тоже родился здесь, в Мяре, в 1925 году, а вот мама – Анна Ивановна – родом из выксунской деревни Тайги. В 1968-м году наша семья уехала в Выксу, там я учился в школе №3, затем поступил в металлургический техникум (специальность – промышленно-гражданское строительство). До армии учился ровненько, но немецкий язык всегда давался с трудом. А в 1975 году меня призвали на воинскую службу и направили в Спасско-Рязанскую учебную часть, где предстояло обучиться азам связного дела. Так вот, за несколько месяцев нужно было выучить 800 английских специальных терминов, чтобы понимать и перехватывать радиограммы американских кораб-
лей! Но недаром говорят: в армии всему научат. И я быстро вызубрил все эти слова, а потом пеленговал корабли потенциального противника. После демобилизации женился, в браке родились двое детей, а там и оглянуться не успел, как появились внуки! Да уж, время не стоит на месте… В зрелые годы на меня нахлынула ностальгия, чаще стал вспоминать о своих корнях, и в 2013 году переехал из Выксы в Мярю. Тут, в деревне, я снова нашёл себя. Ну а как же иначе – здесь же всё такое знакомое, родное…»
– Трудно было освоиться здесь после переселения?
– Мы знали, куда едем. Но первое время и правда возникало много проблем, и решали их в связке с управленцами.
– Например?..
– Да взять хоть нашу дорогу – раньше её по весне так топило, что в деревню не заедешь! Ну если только на бронетранспортёре… Я однажды здесь на машине так застрял, что пришлось вытаскивать лесовозом! Конечно, этот вопрос нужно было срочно закрывать, и я поехал в администрацию. Стучался в кабинеты, объяснял. В итоге общими усилиями отремонтировали дорогу. А в последнее время мы постоянно общаемся с начальником южного территориального управления Людмилой Анатольевной Лизуновой. Она всегда нам помогает, интересуется, как в Мяре идут дела. Очень хорошая женщина. К примеру, если зимой снегоуборочная машина приедет в деревню, она обязательно потом позвонит и спросит: хорошо ли дорогу почистили?
– Я смотрю, тут и детишки по деревне гуляют…
– Ну а как же, для наших внуков здесь такое раздолье! Всё тут прекрасно: тишина, экология, до автобусной остановки – 300 метров. Очень дружно живём, вместе возрождаем нашу Мярю. Так и напишите: пусть нас здесь всего 10 человек, но мы есть!
На групповой фотографии – нынешние жители Мяри (съёмка – июнь 2019 г.). Слева направо: Павел Николаевич Митрофанов, Евгений Иванович Сазонов с внучкой Катей, Лилия Владимировна Сазонова, Александр Николаевич Марков, Александр Фёдорович Акимов
Фото автора и из личных архивов Павла Митрофанова и Александра Садкова
